Общественно-политический журнал

 

Путинизм - феномен массовой одури

Путиноиды существуют, как минимум, в двух видах:  своекорыстные и идейные. К первым относится их абсолютная, главным образом – российская масса, возлюбившая ВВП за отрезок относительно красивой жизни нулевых лет в части материального благополучия. И неважно, что его личная роль здесь выразилась лишь в том, что везунчику сильно подфартил скачек цен на нефтегаз на фоне общемирового экономического подъема. И хватило щедрот на то, чтобы смести в народ с барского пира хотя бы крохи. Ведь даже их на фоне ельцинского разброда и разора и этого было достаточно, чтобы реально почувствовать разницу. И воспылать безмерной благодарностью, отзвуки которой сохраняются до сих пор.

Ко второй категории относится носители мировоззрение, в котором в одном замесе оказались синдром ностальгии по Совкам и имперские поползновения в виде зависти и ненависти к Западу и  экспансии духовного «русского мира» в окружающие среды. Можно долго ковыряться в истоках этого народного дыхания, углубляясь в историю вплоть до варягов и Орды и заканчивая победобесием, начавшемся вскоре после прихода Путина при его активном участии. Но  ради экономии текста ограничусь  констатацией того, что к приходу во власть он получил эту идеологию в виде «социального заказа». И это при том, что  сам лично он является и выразителем интересов, и представителем самого хищнического – олигархического капитализма. Или, проще говоря, паханом банды грабителей, делящего между собой и народные богатства, и госбюджеты.

Отдельно я бы выделил и третью разновидность путиноидов, характерную для русского зарубежья, которую очень условно можно обозначить как «патриотическую». Ее суть наиболее просто выразила одна моя знакомая, заявив однажды – «я за Путина, потому что за него большинство русских. А я – русская». Этот мотив автоматического путиноидства для тех, кто устроившись в куда более комфортном западном мире, считает долгом проявлять «солидарность с  родиной» абсолютно безусловно - безо всякой идейной подкладки.  Согласно этой установки, русские будут правы всегда – даже если превратятся в убийц и насильников, в чем можно было еще сомневаться вчера. Но стало фактом сегодня.

Эти три  категории и создали то поразительное слияние фюрера и нации в «решении украинского вопроса», которое мы наблюдаем, находя близкую аналогию в Германии в период «решения еврейского вопроса». Близкую, потому что до концлагерей смерти еще не дошло, но все остальное уже есть.

Одним из таких внешних атрибутов этого сходства является появление и развитие новояза – специальной терминологии, своим академическим словоблудием маскирующие ее истинный звериный смысл. Русский мир, вставание с колен, геноцид, терроризм, демилитаризация, денацификация, спецоперация ...вся эта туфтология характерна в целом и прежде всего тем, что она осуществляет перенос содержания действий агрессора на якобы намерения своих жертв. То есть жечь, бомбить, расстреливать, насиловать ...т.е. наполнять конкретным содержанием ученое словечко «геноцид». И при этом обвинять в нем своих жертв. Этот прием гитлеровцы, безусловно, использовали как часть вранья тоже. Но все же не в такой беспардонности и размерах.

***

Обычный житейский здравый смысл предполагает, что «украинский вопрос» в динамике его «решения» должен внести в мозги этого монолита синдром когнитивного диссонанса между ядом лжи и очевидностью. Ведь по  мере того, что кошмары беспредела, творимого русской военщиной, все же пробиваются через заслоны Пропагандона, по идее должны возникать и  накапливаться неприятные вопросы. Особенно, когда с экранов телевизора в отчаянии протягивают к тебе руки люди русской национальности – бабки, дедки, детки. И, показывая на руины разрушенных своих жилищ, заклинают  простым вопросом: чем виноваты мы? Что за Русский мир вы принесли?

Ведь даже если поверить в идиотизм путинских догматов об операции Превенции или Наказания, то  возникают, как минимум два вопроса: о коллективной ответственности. И о соразмерности наказания. Почему за козни и терки некоей мистической общности, обозначенной как «нацисты», должны отвечать абсолютно далекие от них обывательские массы? И сколько тысяч человек, включая русских, нужно в Украине убить или лишить крова, чтобы «отомстить» за одного русского, так или иначе якобы пострадавшего от «нацистов» после 2014 года?

Тем более, отредактировать в голове первоначальные версии спецоперации с ее «избирательностью» и «точечностью» в уже практически нескрываемую апологию тотального уничтожения государства Украина вместе с ее народом, превращая их территорию в выжженную землю.

Увы, версия «когнитивного диссонанса» - всего лишь оптимистическая блажь, не имеющая под собой ни фактического, ни теоретического содержания. И грамотные психологи и социологи, анализируя этот синдром, констатируют древнее, как мир, наблюдение, что  в экстреме войны люди легко избавляются от логики. И охотно настраивают свои коробочки принимать на веру любые утверждения вопреки причинно-следственным цепочкам ума. Просто, как плакатные вопли типа «Миру мир» или наоборот «Убей врага».

В том и сила пропаганды, что она апеллирует не к логике, а к эмоциям. И массовому кайфу. Потому вывод Геббельса о том, что чем она примитивней, тем убедительней - это не для красного словца. А глубинный вывод, возможно даже – закон, на котором базируется эффект пропагандонов.

Не даром люди в период раскола, углубляющегося на фоне войны, избегают даже встречаться. И уж тем более – касаться в общении политических тем, осознавая, что споры тут бесполезны. Потому что аргументы не работают совсем. А, значит, неизбежна лишь вражда.

Об этом со смятением нынче говорит знаменитый доктор Комаровский, рассказывая о десятках тысяч злобных чатов, которые он получает ежедневно в ответ на его критику России. Что само по себе является свидетельством одичания в угаре войны подавляющей массы народонаселения, которое еще вчера столь же массово восхищалось дарованиями и делами этого величайшего гуманиста.

Состояние всеобщего отупения посредством утраты элементарной мыслительной технологии во всем, что касается темы войны, продиктовано некими защитными механизмами организма ради преодоления конфликта с совестью. А для этого нужно убить в себе логику, здравый смысл. Технически это происходит за счет сознательного бегства от информации, которая создает диссонансы. То есть  - от правды. И, напротив, глотания самой примитивной и грубой чуши, оправдывающей ожесточение и презрение к вымышленному врагу, будь даже ему пять месяцев отроду.

При этом срабатывает феномен массовой одури. Потому что чем больше вокруг тебя стадо одичавших, тем легче дичать. Что мы и наблюдаем в сегодняшней России.

***

Другим печальным феноменом дня является «привыкание к войне». Даже на ней самой – не говоря уже о диванных наблюдателях. Это легко прослеживается по его динамике. Вспомните, как любой из вас эмоционально – от сострадания и ужаса до злорадства – это в зависимости от позиции, реагировал на первые репортажи с  попаданиями снарядов в многоэтажки и убитых мирных граждан. Как часами приковывались мы к телеэкранам, не в силах оторваться от сопереживаний! Но спустя неделю, тем более – месяц, когда счет варварству пошел на сотни, а потом – и тысячи, постепенно все эти реакции стали ослабевать и атрофироваться. И вот уже многие из нас, не опасаясь прослыть бесчувственными, с апломбом говорят, что перестали включать по утрам телик, чтоб не портить на весь день настроение.  А тема Украины перестала быть исключительной. Глядишь, еще месяцок – и касаться ее в обществе станет дурным тоном.

Проще всего объяснить это эмоциональной глухотой. Но так бывает всегда. Ибо иначе быть не может: люди потому и выживают, что каменеют. Ведь человеческий механизм так устроен, что не переносит негатив в бесконечным объемах. Он непременно должен вытесняться позитивом – иначе крыша поедет и мотор заглохнет. И потому, как это ни жестоко выглядит, даже Буча в других инвариантах превращается в обыденные новости. И только она стала символом Герники,  остальное – уже повтор пережитого, забравшего основную массу восклицательных знаков.

И привыкание как житейское обстоятельство, увы, становится неизбежным спутником затяжной позиционной войны. Как это было и в Первую, и во Вторую мировые, когда люди приучались жить в условиях экстрима. И обустраивались в нем со всеми своими человечьими потребностями: влюблялись, женились, рожали, торговали, смотрели кино. И даже пели и плясали порой. А похоронки тоже становились привычкой к непривычному. И уже не травмировали, а лишь вызывали вздохи облегчения: не у меня – у соседа. Пронесло и на этот раз!

Это я к тому, что не следует тешиться надеждами на «бунт матерей» по мере превращения груза 200 в конвейер. Как и не строить особых иллюзий на влияние холодильника в удавке санкций. К этому тоже обыватель привыкнет, смирится. А весь негатив свой обратит в нужном направлении. Правильно, не против Путина. Против укров, из-за которых жизнь обрела некоторый дискомфорт. С мозгами мы ведь уже разобрались. Они способны на самые изощренные и причудливые выкрутасы. И у среднестатистического российского обывателя уже становится нормой искренне полагать, что это не не они, а укры напали. И развязали эту бойню.

Более того, не уверен, что они вообще когда-нибудь раскаются. Нет традиции. Нет привычки.   

Владимир Скрипов