Общественно-политический журнал

 

Каждому времени свой Грозный

Сериал «Грозный», снятый той же командой, что и «Софья» и «Годунов», и практически на тех же декорациях под водительством режиссера Алексея Андрианова, стал очередным вкладом в эстафету, начатую Сергеем Эйзенштейном в 1944-45 годах. И вместе с 16-серийной работой Андрея Эшпая (2009) это уже триада сериалов (если не считать односерийный «Царь» Лунгина).

Вот уж воистину можно сказать – каждому времени – свой Грозный.

Ведь если применительно к хронике и достоверности фактов исторической темы еще можно говорить о неких рамках бесспорного и более-менее общепризнанного, то в их трактовке время и мировоззренческие интересы безгранично субъективны и разнообразны. Так, говоря о персоне Ивана IV, историки сходятся в том, что жизнь этого персонажа  расколота на два периода, в которых присутствовало как бы две разных личности. По поведению, по стилистике правления. Был царь хороший, для характеристики которого используются эпитеты ряда смирный, мирный, чуткий, сомневающийся, открытый для реформ и т.п. И царь плохой: лютый, кровожадный, патологически подозрительный, деспотично властный....

А вот в объяснении причин перевоплощения просто князя Ивана в самодержца Ивана Грозного и его  исторической миссии – тут всякое согласие заканчивается. И вовсю начинают диктовать сермяжные актуалии момента и политическая вкусовщина. А поскольку художник живет в координатах этих обстоятельств, то и о свободе его выбора можно говорить лишь в весьма узком диапазоне.

И это весьма заметно при сравнении трех сериалов. У Эйзейнштейна исторический кумир Хозяина, которого тот чтил настолько высоко, что несколко раз даже подражал, устраивая шоу  с отставкой (последнее – на 19 съезде партии в 1952), конечно же наиболее апофеозно выразил идею богоизбранности и абсолютного самодержавия, а репресии – как справедливые и необходимые реакции на козни вражин Государства.

А вот Грозный редакции 2007-2009 годов, то есть – еще до периода «развитого путинизма» - совсем не грозный. А просто человек, причем слабый, интравертного склада, поглощенный глубоко сам в себя и отрешенный от реальности, которую воспринимает как нечто чуждое, враждебное. И где действует либо под влиянием и подсказкам «хороших» людей из окружения, либо – укоренившейся болезни, которая мечет его то в приступы иррациональной, безумной жестокости, то к покаяниям и смирению. Грозный в зрелом возрасте в изображении Александра Демидова – это довольно заурядная личность, на беду которой  досталась тяжелая шапка Мономаха. Не даром и подход к теме у Эшпая выбран хронолого-биографический – без особых претензий на историческую масштабность. А играют его аж четыре актера. 

В новой версии с предыдущей есть немало схожего. Но и различия очевиды. Андрианов пропускает детство и юность Ивана и начинает с основного вопроса – с причины перерождения.  И она по сути одна – боярские интриги, которые отняли у него главное – личную, семейную жизнь. Смерть ребенка, а вслед и любимой жены Анастасиии, к которым, по версии фильма, были причастны злодеи из заговорщиков, просто не оставили иного образа жизни, как борьбу за власть.

При этом, в отличие от Эйзенштейна, у которого тяжелая болезнь и удивительное выздоровление Ивана расценивается как Знак Свыше, Божий перст на безраздельное правление, то есть – эпически, авторы новейшей версии пытаются выдержать аналитический подход. Они задаются вопросом, какой реформаторский смысл означала вся эта затея с разделом Московии на земщину и опричнину в плане государственного устройства и правления.

По версии сериала, целью Ивана Грозного была не просто расправа над обидчиками, но и отказ от «услуг» боярства как сословия, претендовавшего на роль советчиков и соправителей. И захват власти на началах самодержавия с опорой на людей второсортных сословий  – на дворянство. Практически это означало, что критерию родовитости, на котором базировалось боярство, противопоставлен был критерий служивости – личных заслуг в проявлении преданности трону.

Другой вопрос – что из этого вышло? И не ломился ли Иван в открытые ворота? Ведь бояре вовсе не выступали против самодержавия, поскольку сами в своих уделах правили по-царски. То есть – без закона, а по принципу, казню и милую кого хочу. Все,чего они хотели, так это то, чтобы царь их «уважал», с их мнениями – считался. Что вполне соответствовало традиции и воспринималось как само собой разумеющееся.

Тем паче, что без них страною править одному невозможно. Ведь нужна власть и сверху – вроде правительства, и на местах, которые в ту эпоху в формате собственности были все еще личными уделами всех этих Шуйских, Бельских, Вяземских и пр.

В результате, раздел страны и территориально, и сословно  на две зоны и два сословия, представители которых формально входили во власть (бояре продолжали присутствовать в думе вместен с опричинками), но при этом одни – безродные и умеющие только махать саблями - были призваны гнобить вторых, не привел ни к смене формы правлдения, ни социального состава правящего класса. На политическую сцену дворянство вступило все же позже - уже в 17 веке.

Зато на страну обрушился кошмар. И в нем был уже заложен хаос грядущих Смутных времен, одним из последствий которого и стала смена династии Рюриковичей на Романовых. И только при них о дворянстве можно говорить как о силе, сменившей боярство.

Не стоит из этого делать скоропалительных выводов, чему учат, на что намекают современникам авторы фильма. Дух времени ведь отражается не столько в том, как подано, а в том, что видится.  А оно – по всякому. Кто-то скажет: ну вот видите, как бессмысленно покушаться на абсолют власти и традиции  – от этого одни лишь беды. Другой сравнит двух Иванов и скажет: нет, все-таки демократия, пусть самая даже примитивная, лучше, чем тирания. 

Владимир Скрипов