Общественно-политический журнал

 

Промышленность России обречена

Бизнесменам сегодня нет смысла вкладываться в промышленность. Оставшиеся от СССР предприятия доживают свой век. Средний износ оборудования по России составляет 83 %, износ нарастает, однако ситуация нисколько не улучшается.

Изучал я по просьбе московских собственников их завод металлических изделий в российской глубинке. Его руководство жаловалось, как оно часто случается в нашей провинции, на проблему кадров, прежде всего — молодых кадров. Мол, стаж работы большинства токарей и станочников на этом заводе — несколько десятков лет, многим давно пора уже на пенсию, а вот набрать молодую смену — не получается.

Молодые на завод, разумеется, приходят, многие даже с каким-то опытом, с дипломами профтехучилищ, устраиваются в ученики, им вскоре доверяют самостоятельную работу — и практически никто не задерживается, в лучшем случае, дольше пары месяцев. Повытачивают детали какое-то время, покрутятся — да и увольняются. Причем и жалеть об их уходе тоже не приходится, так как работают они почти всегда плохо, план или вообще не выполняют, или выполняют еле-еле, допускают много брака, перерасход металла... С некоторыми приходится и самой администрации расставаться, несмотря на нехватку рабочих.

Казалось бы, ситуация вполне ясная и знакомая. Жалобы на «современную молодежь» сейчас в «промышленной России» звучат повсеместно. Тут поминают и общее падение уровня образования в стране, и, конечно, полный развал сферы профессионально-технического образования, падение престижа всех рабочих специальностей. Достается и морально-этическому облику нынешних молодых: их нынешние пожилые мастера и рабочие часто обвиняют в рвачестве, неумении и нежелании терпеть, напряженно трудиться; про молодых говорят во всех уголках страны одно и то же — они, мол, избалованы, думают только о заработках, циничны, плевать хотели на рабочую честь.

Вполне можно было ожидать, что ровно те же причины назовут и на обследуемом мной заводе метизов. Я, собственно, ничего иного и не ждал — заранее, когда решился все же поговорить с кадровыми пожилыми рабочими, приготовился услышать очередной набор филиппик про «были люди в наше время, не то что нынешнее племя».

Однако пожилые станочники, как оказалось, вовсе не спешили обвинять «современную прогнившую молодежь» во всех смертных грехах и нежелании работать. Наоборот: кадровые рабочие (которых, как обычно, никто не спрашивал о ситуации — руководство завода больше доверяло сводкам и цифрам) были настроены в отношении своих учеников вполне доброжелательно. И признавали за ними — по крайней мере, за лучшими из них — и хорошую рабочую сметку, и способности к работе с металлом, и отличное трудолюбие.

Но почему же тогда почти никто из молодых не мог закрепиться на заводе? Почему их трудовые результаты были столь удручающи на протяжении многих лет? Все старые токари прекрасно представляли себе причины — более того, постоянно говорили о них руководству. Но там их доводы предпочитали не замечать.

А дело было в станках. Все (!) станки на этом довольно крупном заводе, расположенном в крупном областном центре, были изготовлены в 1950-х, в лучшем случае — 1960-х годах. Они уже давно выработали свой ресурс, отработали по два, а некоторые — и по три (!) срока эксплуатации. По словам старых рабочих, не то что молодой, но и вполне опытный, квалифицированный станочник едва ли смог бы «дать план» на таком станке. «Старики» были вообще уверены, что любой эксперт из какого-нибудь НИИ Станкостроения не колеблясь признал бы, что такой станок просто непригоден для изготовления каких бы то ни было деталей с требуемым уровнем точности и годится только для немедленной сдачи в металлолом.

Но старики-то с такими станками управлялись? Их выручал огромный опыт работы именно на этой технике. Они их просто «чувствовали», отработав на каждом не один десяток лет. Волей-неволей приобрели виртуозность. Как рассказывал один старый токарь, его станок терял настройку и балансировку чуть ли не в первые 5 минут после включения. Однако старик умудрялся его «подстраивать» прямо в процессе работы, не прекращая обработку заготовок.

Попросту говоря, работа на станках, установленных на том заводе, представляла из себя один сплошной, непрерывный цирк, цирковое представление. Неудивительно, что молодые на такой цирк оказывались неспособны. Освоить столь древнее оборудование ни за месяц, ни за два, ни за год не представлялось возможным. А в процессе освоения пришлось бы к тому же еще и жить практически впроголодь — так как рабочий, не выполняющий план, мог рассчитывать на том заводе на зарплату в 5—7 тысяч рублей.

Я спросил рабочих напоследок — зачем они это все мне рассказали? Разве им не выгодно постараться оставить все как есть? Ведь получается, что они — единственные, кто еще способен что-то выжимать из оборудования завода, практически — монополисты. Старые рабочие со мной не согласились: «Какая выгода?! — кричали они. — Да если б вы только знали, как нам самим надоело работать на этой рухляди!! Как хочется хоть напоследок поработать на нормальном, хорошем станке, который не рассыпается на ходу!»

Таким образом, оказалась реабилитирована современная молодежь. Дело-то в том, что данная ситуация в той или иной степени является типовой на российских промышленных предприятиях. Молодых кроют на все лады за «рвачество» и «чистоплюйство», тогда как, если разобраться, зачастую оказывается, молодые не могут работать так, как старшие, просто потому, что они еще сохраняют какое-то элементарное самоуважение.

Как рассказывал мне другой пожилой руководитель среднего звена, работающий не в сфере металлургии, а в сфере энергетики, о встрече с «молодым специалистом». «Пришел ко мне один такой — молодой, только после института, нашего профиля, толковый — уже на работу устраиваться. Мне как раз такие были нужны! Ну я ему на радостях устроил экскурсию по станции, все показал... Он со мной 2 часа походил, а потом вышел и говорит: нет, знаешь, я к вам не пойду, передумал. Я-то хотел на работе работать, а не в тюрьме!»

Действительно, многие нынешние производства в России напоминают что-то неуловимо тюремное. Узкие, тесные переходы, тусклые сорокаваттные лампочки (экономия электроэнергии), необходимость передвигаться с большой осторожностью: где-то гнилой пол того гляди провалится, где-то на гнилых паропроводах в любой момент может образоваться «свищ» и зазевавшегося обдаст крутым паром под высоким давлением; где-то просто уже рушатся стены или из расшатавшейся кладки сверху на голову может упасть кирпич.

Где же модернизация?

Тут, конечно, возникает естественный вопрос — куда смотрят владельцы? Почему они довольствуются рухлядью? Почти не обновляют свой станочный парк? Ведь еще совсем недавно «курс на модернизацию» был официально провозглашен тогдашним президентом страны Медведевым. Казалось бы, это ж прямое указание. Тем не менее реальной модернизации практически не происходит. Причин тут много, все весьма и весьма уважительные.

Отсутствие модернизации — своеобразная страховка бизнеса, «защита от рейдеров». В России, как известно, можно «отжать» любой бизнес, была бы «рука» во властных силовых структурах и в суде. Поэтому владельцам в определенной степени выгодно полуразрушенное состояние собственной заводской недвижимости и репутация имеющегося производственного оборудования как рухляди. На такое, есть шанс, рейдер в погонах не позарится, они сейчас разборчивы и привередливы.

А если отремонтировать здание, завезти новые станки, подвести новые подъездные пути, словом, превратить свой завод в «конфетку» — на него тут же объявится множество претендентов. Это большой и неоправданный риск.

Это риск еще и потому, что с точки зрения типового российского бизнесмена любой вложенный на территории России в модернизацию капитал теряет свое важнейшее качество — ликвидность и «легкость». Деньги, лежащие на счету в оффшорном банке, — это одно; деньги, вложенные в станки в России, — совсем другое. Станки не положишь в карман и не сбежишь с ними; если на станки наложат лапу рейдеры, их не удастся быстро ни сбыть, ни вывезти. Придется безропотно отдать — как, к примеру, был вынужден отдать модернизированный «Юганскнефтегаз» Ходорковский, и как вот-вот отдаст модернизированное «Домодедово» Каменщик.

Анализ ситуации с производственным оборудованием и недвижимостью в России показывает, что собственники здесь крайне неохотно вкладываются не только в модернизацию, но и даже в обычный ремонт оборудования. Ремонтные подразделения повсюду сокращают одними из первых, деньги на ремонт выделяются в самую последнюю очередь, вообще — ремонтировать как будто не любят и воспринимают любой ремонт как досадную и в высшей степени досадную необходимость.

В итоге, как везде указывается, средний износ оборудования по России составляет 83 %, износ нарастает, однако ситуация нисколько не улучшается.

Первая причина на поверхности: ремонт — это вложения, не направленные непосредственно на выпуск продукции, которую можно сразу продать и «отбить». В ремонт ты вкладываешься, а непосредственной отдачи вложенных средств скоро не увидишь.

Но разве дело только в жадности и в стремлении к прибыли любой ценой?

Причина глубже. На большей части производственных предприятий, построенных еще при СССР, ремонтирование установленного там оборудования действительно не оправданно экономически. Тут обычно проявляется давно известный феномен: чинить и ремонтировать старую рухлядь — себе дороже; гораздо выгоднее и в конечном счете дешевле — просто снести старое предприятие целиком, распилить и сдать в металлолом — и построить на его месте новое «с нуля».

Российские бизнесмены умеют считать деньги. Это простое умозаключение все они понимают. Конечно, снести и построить «с нуля» выгоднее! Это означает, что любые вложения хоть в текущий, хоть в капитальный ремонт доставшегося «наследства СССР» невыгодны — ведь все равно «по уму» это надо сносить. То есть ремонт — это деньги на ветер.

Промышленность в этих условиях если и будет развиваться в России, то только иностранная, которую власти трогать сами побаиваются и другим не дают этого делать, либо это госпредприятия. Но чем кончила государственная промышленность в СССР, все мы хорошо знаем.

Алексей Рощин

Комментарии

antik on 15 января, 2014 - 19:33

Вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин выступил с резкой критикой центральных телевизионных каналов и призвал ВПК создавать свою "фабрику новостей".

 "Как нам поднять промышленность и страну в целом, когда по ЦТ гонят потоки пошлости, и даже в новостных блоках можно узнать о чем угодно в Голливуде или британской королевской семейке, но только не о собственной стране? Я не про ублюдочные "огоньки"... Я про обычные новости, в которых даже про президента рассказывают не по сути его решений, а так... Технологией вынужденного пиара", - написал Рогозин в Twitter.

 Как напомнил вице-премьер, в реестр предприятий военно-промышленного комплекса входит более 1350 заводов, предприятий, научных институтов. "Что сказано о них, об их первых достижениях, об обновлении производства, о молодых характерах, решивших вопреки государственной пропаганде пойти к станку на оборонном заводе? Что о них сказано за рамками редких тематических программ на канале "Россия-24", которые мы пробиваем, как будто это наше шкурное дело? Есть ли вообще на каналах государственного и полугосударственного ТВ журналисты, продюсеры, руководители, кто думает о будущем страны? - вопрошает Рогозин. - Или важнее "форматы", закупленные за рубежом телешоу и прочие ваши придумки, скрывающие вашу лень, бесталанность, глубокую и неискоренимую вашу русофобию".

 Вице-премьер отметил, что поручил пресс-службам структур, занятых работой на космос, авиа-, судо-, двигателе-, вертолетостроения и т. п. "собирать по крупицам факты реального подъема промышленности страны, восстановления ее великого ВПК, в целом - новой индустриализации страны". "Будем делать свою "фабрику новостей" - настоящих, оптимистичных, поднимающих народ на новые свершения", - пообещал он.

 "Кто-то хочет сделать из нас быдло, гогочущее над ежечасной ТВ-развлекухой. Мы же хотим вернуть народу надежду, основанную на реальных, первых, но уже убедительных фактах возрождения национальной промышленности России", - пояснил свое решение вице-премьер.

Рогозин мечтает примерно об этом:

Но мечтает не для себя, а для нас.

Именно под такую музыку умер СССР