Вы здесь
В России нет ни правосудия, ни милосердия
В России правосудие и милосердие несовместимы. Они находятся на противоположных полюсах общественного сознания. Милосердие игнорирует правосудие; правосудие не ведает милосердия. Они никогда не встречаются на российских судебных просторах. Может быть, потому, что правосудие не настоящее, да и милосердие иллюзорное. И то, и другое существует больше в теории, в учебниках или в нашем воображении, а в реальности – зачуханные судьи, далекие как от закона, так и от справедливости, да экзистенциальная тоска по милости к падшим и состраданию к невинно осужденным. Не было их в России никогда, нет и теперь.
Судья, которая отказала сегодня Надежде Толоконниковой в условно-досрочном освобождении, скорее всего, не злобное чудовище, мечтающее поджарить грешницу на раскаленной сковородке. Ей, наверное, все равно, грешница Толоконникова или праведница, но она маленький испуганный человек, который цепляется за свою судейскую мантию, потому что она дает ей средства к существованию. Совсем недурные средства для очень неплохого существования. (Эти средства ей и дают за то, чтобы она была тем самым маленьким зашуганным человеком и цеплялась за судейскую мантию, забыв о совести - ЭР)
Возможно, она бы с легким сердцем освободила заключенную, если бы на то была только ее воля. Если бы ей за это ничего не было. Если бы она была свободна. Увы, свобода – это роскошь в нашей стране, и свободных людей в сегодняшней России, наверное, меньше, чем миллионеров.
Многое можно сделать в России с человеком – сломать, забить, лишить воли и разума, отнять надежду, посеять в душе смятение, ужас или ненависть (или сделать судьей, животным или чиновником, где трудно увидеть разницу - ЭР). Одно не удавалось никому, даже самому жестокому режиму – отнять у детей любовь к матери. Если бы детская привязанность была материальна, если бы любовь имела силу, то стараниями маленькой 5-летней Геры разрушились бы мордовские заборы с тоннами колючей проволоки, и ее мать, Надежда Толоконникова, давно была бы дома вместе со своей семьей.
Но нет, она сидит, как и прежде в своем лагере, и будет сидеть еще почти год. А маленькая Гера будет и дальше посылать ей такие звуковые письма: «Привет, моя Надя! Я по тебе очень скучаю…».