Общественно-политический журнал

 

Ликбез для мракобесов

Сейчас, перед объявлением приговора по делу Pussy Riot, можно констатировать, что незначительный с виду перформанс панк-группы в ХХС стал самым мощным политическим демаршем в путинской России. Топорная реакция Кремля, несомненно, вызвана дерзким покушением на сакральные символы абсолютистской власти. Объединенные гэбэшным родством путинская опричнина и верхушка РПЦ всегда исповедовали веру в то, что любое инакомыслие надо давить в зародыше самыми жестоким образом.

Для демонстрации всенародного одобрения погрязшая в коррупции власть и беззастенчиво нарушающая евангельские заветы РПЦ провели широкую мобилизацию российских граждан, страдающих, по меткому выражению одного из блогеров, "православием левого полушария".

Перефразируя классика, религиозный вопрос испортил даже в общем-то неплохих людей (хотя Главный Смотритель за чистотой российской духовности оказался силен и в решении классического квартирного вопроса). Важным идеологическим аргументом наших доморощенных защитников исконно-посконных ценностей, квасных радетелей веры, оправдывающих инквизиторский процесс над Pussy Riot, является, как ни странно, ссылка на суровость и политизированность религиозных институтов и в других странах.

Что ж, попробуем разобраться, как взаимодействуют религия и политика в современном мире. Начнем с Соединенных Штатов Америки, на которые в последнее время, принимая драконовские законы, любит кивать высокое российское начальство.

Америка, безусловно, глубоко религиозная страна, причем эта религиозность имеет давние исторические корни, не в пример новоявленному православному рвению, охватившему заметную часть российского общества. В американской анкете переписи населения нет вопроса о религиозной принадлежности гражданина, поэтому данные о численности конфессий приблизительны. Но социологические опросы дают достаточно адекватную картину религиозных предпочтений американцев: 78-79% из них являются христианами, в том числе 52-53 % – протестанты, 23-24% – католики, около 2% – мормоны и примерно 1,5% – другие христианские конфессии, включая православную.

Уровень религиозности в стране лучше всего отражает еженедельная среднестатистическая посещаемость церкви – 41,6%, от 63% в традиционном оплоте южных консерваторов штате Миссисипи – до 23% в либерально-секулярном Вермонте на северо-востоке страны.

Такой демографический расклад в обществе делает церковных проповедников весьма влиятельными игроками на политическом поле. Но американская конституция в принципе не допускает преференций для какой-нибудь отдельно взятой религии. Поэтому выражение политических пристрастий в церкви не является чем-то необычным и проходит во вполне цивилизованных формах. В одном приходе могут превозносить республиканцев, в соседнем – столь же горячо агитировать за демократов.

Хотя в целом неудивительно, что большинство американских религиозных организаций стоит на консервативных позициях. И тем не менее даже при таком уровне политизации многих христианских общин вопрос принадлежности к религиозной конфессии практически никак не влияет на предпочтения среднестатистического избирателя. В двух парах республиканцев и демократов, ведущих борьбу на президентских выборах этого года, только один протестант – Барак Обама. При том, что многим в Америке его протестантские корни представляются весьма сомнительными. Митт Ромни, как известно, мормон, а Джо Байден и Пол Райан – католики. То есть впервые в истории президентских выборов в них не участвует представитель белых англосаксов-протестантов, предки которых четыре столетия назад заложили основы американского общества.

Верховный суд США, в отличие от зорькинской конторы "чего изволите?", является высшим судебным органом своей страны, решение которого по любому вопросу обязательно к исполнению. Напомню, что в 2000 году голосованием девяти судей Верхового суда был решен вопрос о судьбе президентских выборов в США. И сколько же протестантов на сегодняшний день в этом высшем судебном органе, стоящем на страже американской законности? Ответ ошеломляет: ни одного! Шесть католиков и три иудея. И почему-то никто из американцев не считает это покушением на традиционные ценности.

Но в особый раж представители российских "шипящих пресмыкающихся" впадают, когда пытаются представить, какими карами могла бы обернуться акция Pussy Riot в синагоге или мечети.

Однако в разбросанных по всему миру синагогах не встретишь политического единомыслия, а в самом Израиле невозможно представить себе главного раввина, публично выступающего в поддержку какой-либо политической силы. В отличие от главного раввина или главного муфтия России, исполняющих роль вторых скрипок в гундяевском оркестре.

В исламском мире, напротив, религия давно уже стала доминирующим политическим фактором. Практически повсеместно имамы и муллы определяют умонастроения своей паствы, а в некоторых странах даже держат в своих руках главные рычаги государственной власти. Борьба за влияние между представителями различных течений в исламе нередко принимает самые радикальные формы. И мечеть перестала быть только священным молельным домом, превратившись в арену политической борьбы, где правоверные в религиозном исступлении периодически сводят счеты друг с другом.

Тамошние Pussy Riot, выбирающие мечеть местом для выражения своего политического протеста, обычно безымянны. И после их громких акций никто из присутствовавших уже не подает исков о нанесении морального ущерба. Потому что под своими хиджабами они проносят в мечеть не микрофоны и музыкальные инструменты, а пояса шахидов, начиненные взрывчаткой…

Гарри Каспаров