Вы здесь
Путин торгует своей готовностью воевать, желая конвертировать ее в политические и экономические активы
О войне, о которой все только и говорят. Поскольку разговоров действительно больше, чем достаточно, то ограничусь краткими тезисами.
1. Выстроенный Путиным в России режим правления является милитаристским идеологически — исповедует радикальный национализм с социальным подтекстом, политически — поддерживает стабильность преимущественно за счет нагнетания военной истерии, и экономически — стимулирует развитие за счет ВПК (военно-промышленного комплекса) и, как следствие, гонки вооружений. По этой причине данный режим постоянно и стратегически нацелен на войну, рассматривает войну как допустимое и даже желательное при определенных обстоятельствах средство решения своих политических и идеологических задач. Рано или поздно он поэтому втянет Россию в серьезный военный конфликт, сыграв роль ружья, вывешенного на сцене в первом акте исторической драмы.
2. Из этого общего милитаристского профиля путинского режима вовсе не следует, что он готов и желает воевать «здесь и сейчас», то есть по любому поводу и в любом месте. Стратегическая нацеленность на войну в принципе не означает, что принято конкретное, окончательное и бесповоротное решение воевать с Украиной в ближайшие дни, недели или месяцы. Кремль обладает достаточной волей, выдержкой и хитростью, чтобы вести сложные и даже изощренные военно-дипломатические игры с Западом, где война с Украиной не является самоцелью. Если другие, настоящие цели будут достигнуты без войны, то Кремль воевать не будет.
3. В то же время, неправильно было бы утверждать, что Кремль блефует, и вся военная и пропагандистская кампания есть не более, чем имитация подготовки к войне с целью «развести» Запад на уступки. Москва не исключает военного решения и готова к нему. Война также может стать простым следствием неконтролируемого развития ситуации, что Кремлем учитывается и рассматривается как допустимый побочный эффект своей авантюристической внешней политики — мол, мы войны, может, и не хотим, но если она случится, то готовы и повоевать.
4. По сути, Путин торгует своей готовностью воевать и хочет конвертировать ее в политические и экономические активы по максимально выгодному курсу. Выражаясь биржевым языком, он хочет «откэшиться» и капитализировать свои инвестиции в репутацию главного «европейского громилы», которому все нипочем. Его цель — выиграть войну без единого выстрела, создав такие условия, при которых противник должен либо продемонстрировать равноценную решимость воевать, либо отступить (в контексте ситуации — заплатить «отступные»). В некотором смысле Путин играет в классическую «русскую рулетку», вращая барабан войны, где в одном из гнезд лежит пуля, предназначенная для Украины.
5. Для оценки степени вероятности фатального исхода этой игры очень важно правильно оценивать, что является действительными, а что — мнимыми целями путинской внешней политики. То, что грандиозные кремлевские амбиции были сформулированы не за столом переговоров конфиденциально, а были явлены миру в формате карикатурного публичного манифеста, достаточно четко указывает на то, что Кремль отдает себе отчет в абсолютной нереальности заявленных требований и рассматривает ультиматум как форму троллинга Запада. С его помощью он создает «навес», под прикрытием которого добивается достижения совершенно других, незадекларированных целей.
6. Кремль опасается не столько западных ракет, сколько западных идей. Именно для последних он хотел бы максимально удлинить «подлетное» время. Москва хочет получить гарантии безопасности совершенно иного рода. Она хочет, чтобы Запад, выражаясь культурным языком, от нее «отвязался» (хотя, принимая во внимание стилистику российского МИДа, не совсем понятно, что сегодня является культурным и тем более дипломатическим языком). Путин в действительности хочет добиться не вывода американских войск из Европы и прочей неисполнимой ерунды, а прекращения Западом поддержки российской оппозиции, отзыва всего комплекса претензий по правам человека, признания Крыма и Донбасса его военными трофеями и репарациями, которые Украина заплатила за нанесенные лично ему оскорбления, естественно — устранения санкционного режима, в первую очередь в отношении его элиты и признания последней «полноценными европейцами». Это все было, в общем-то, записано в качестве приоритетных задач российской внешней политики еще сразу после возвращения Путина из краткосрочного президентского отпуска по уходу за Медведевым в 2012 году. Просто об этом успели подзабыть.
7. В принципе, нельзя исключать, что Запад, несмотря на трубный рев его собственной пиар-машины, часть этих «пацанских» требований выполнит. Санкционный режим будет приторможен, а риторика по поводу нарушений прав человека приглушена. У Запада богатый опыт компромиссов с русскими деспотами. Достаточно вспомнить высылку Герцена из Англии по просьбе русского царя. В отношении Крыма и Донбасса может быть применен «прибалтийский сценарий» — практика пассивного непризнания, которая не мешает выстраивать отношения по другим осям. Если и на этот раз Запад склонится к компромиссу в этих вопросах, то с большой долей вероятности можно утверждать, что русская военная машина даст задний ход.
8. Самым интересным моментом при таком повороте сюжета является тот способ, который Кремль изберет для решения проблемы «сохранения лица». Не получив прямого позитивного ответа ни по одному из вопросов, обозначенных в публичном меморандуме, но не начав воевать, поскольку будет вполне удовлетворен комплексом неформальных и тайных уступок со стороны Запада, Кремль будет выглядит глупо перед лицом своей «группы поддержки» внутри страны, чего диктаторский режим позволить себе не может. Инициатива Зюганова, косвенно одобренная, хоть и замыленная Володиным, подсказывает, в каком направлении будет происходить поиск решения этой проблемы. Кремль так же не оригинален, как Остап Бендер в сеансе одновременной игры в шахматы в Васюках. В плане — применение грузинского сценария с признанием независимости Абхазии и Южной Осетии. В качестве отвлекающего маневра Россия признает независимость ДНР и ЛНР и, если понятийные договоренности с Западом ее устроят, временно поставит на этом точку, снизив уровень эскалации.
9. Такое решение вызовет одновременно вздох разочарования у одних и облегчения — у других. Как говорится, от Путина ждали зверств в виде оккупации трети территории Украины, а он взамен двух донбасских чижиков съел. Но на самом деле такое решение — это ларчик с двойным дном. Ничего не добавляя по существу, — территории ДНР и ЛНР де-факто и так контролируются Москвой и выведены из-под юрисдикции Украины, — Кремль своим нагло демонстративным признанием публично унижает Украину и лично Зеленского.
10. Нетрудно предвидеть, что шаг этот вызовет в Украине мощный эмоциональный протест. Зеленский окажется перед непростым выбором — либо ввязаться в крайне опасную военную авантюру, возобновив контр-террористическую операцию на Донбассе, либо сильно рискнуть своим и без того не самым стабильным рейтингом поддержки. Во втором случае Россия получает возможность продолжить «большую игру» на Украине, участвуя в политическом утоплении президента, к которому Путин потерял доверие после унижения еще на первой и единственной встрече в Париже, когда Зеленский отказался подписать, по всей видимости, заранее согласованный документ, ну, а в первом — прекрасный предлог для полноценной войны и упреков Западу, который «не удержал Украину».
11. Барабан путинской рулетки будет продолжать вращаться бесконечно, пока Путин остается у власти. Дело не в том, что Путин хочет заставить Запад поверить в то, что он готов воевать. Просто для того, чтобы заставить поверить в это других, Путину надо поверить в это самому, и, похоже, он это сделал. Путинский режим будет постоянно балансировать теперь на грани войны, шантажируя Запад, пока не сорвется наконец сам с каната и не рухнет в настоящую большую войну. И, чем слабее будет режим, тем больше у него будет шансов сорваться. Ну, или Запад сыграет в свою игру и подтолкнет эквилибриста. Тогда Путин попадет сам в им же расставленный капкан.