Большинство росиян считает, что худшие времена еще впереди. Неизвестно, когда будет последняя капля и к чему она приведет

Судя по исследованиям аналитического Левада-центра (объявлен властями иноагентом), с 2020 по 2022 год количество людей, которые считают, что в этом году страну может ждать экономический кризис, возросло на 14%. Больше стало и тех, кто опасается конфликтов на национальной почве, войны с НАТО или соседними странами.

"Около половины россиян считают политическую обстановку в России напряженной, 41% оценивают экономическое положение страны как плохое. Треть респондентов считают, что их жизнь за последний год ухудшилась. Улучшения жизни своей семьи и России в целом в 2022 году ожидают 25% и 22% респондентов соответственно, ухудшения – 19% и 33%. Большая часть респондентов ожидают, что в ближайшие месяцы Россию ждет ухудшение ситуации как политической жизни, так и в области экономики", – пишут исследователи.

Настроения соотечественников интересует не только социологов – свое исследование провела и команда интернет-издания "Бумага" – их интересовало, как силовое подавление протестов 2021 года повлияло на поведение и настроения людей. В опросе приняли участие 845 человек, 2/3 из которых считают, что "протестную активность снизила именно жесткая реакция властей", а ответом на нее стал рост самоцензуры, тревоги и страха за будущее. "Почти 64 % рассказали, что хотели бы оказаться в эмиграции. У 40% пропала надежда на возможность перемен", – говорится в исследовании.

Что стоит за социологическими опросами, насколько верно они позволяют оценивать состояние общества?

– На самом деле в массовых настроениях мало что изменилось – скажем прямо, далеко не все вообще заметили эти протесты, а из заметивших не все их поддержали, – говорит старший научный сотрудник Социологического института РАН, член СПб ассоциации социологов (СПАС) Мария Мацкевич. – Основные изменения мы видим в поведении либо участников этих протестов, либо тех, кто был готов их поддерживать. Вот у них возникло ощущение подавленности, еще более острое ощущение себя в меньшинстве, причем в меньшинстве преследуемом – то есть тебя за принадлежность к нему могут еще и наказать, причем довольно серьезно.

– Я еще застала поздний советский период, но у меня немножко иные воспоминания об этих кухонных разговорах. Тогда не было ощущения, что мы маргиналы, что нас меньшинство. Было ощущение, что мы все принадлежим к этой культуре разговоров на кухне, что мы все чем-то недовольны, почти не было речи о том, что мы какие-то особенные, а все прочие оболванены. И было четко видно, где "мы" и где "они", была ясная граница: мы – это не государство, не КПСС, мы молчаливо понимаем друг друга, и мы вместе. Сегодня эта четкая граница размывается, нет ощущения, что есть какие-то единые "мы" и что нас большинство. Появляется понимание – и в общем адекватное, – что нас не так уж много и где она, эта граница, если наш знакомый или коллега может в любой момент стать "не нами". Мне кажется, эта четкость разделения не вернется и кухонные разговоры уже не будут таким утешением, как прежде, не дадут чувства общности.

– Да, вот это всё начинает дробиться: насчет социального неравенства, социальной несправедливости – это всеобщее ощущение, а дальше для кого-то важна свобода прессы, отсутствие цензуры, для кого-то региональное неравенство и т.д.

– Для кого как. Я вижу, что в соцсетях, особенно в самой популярной "ВКонтакте", огромное количество молодых людей ведет себя так, как будто не видит никакой опасности. Мы много говорим о точечных репрессиях, понимаемых как сигнал придержать язык, но пока это не очень срабатывает для большинства. И потом, что понимать под самоцензурой: кто-то про Путина плохо не напишет, а что девушку изнасиловали и так ей и надо, нечего ходить в короткой юбке – это запросто.

– Это зависит от постановки вопроса. Слово "цензура" для многих слишком общее, под ним каждый понимает свое. И когда радостно объявляют – смотрите, у нас большинство за цензуру, тут надо разбираться. И выясняется, что люди не хотят, чтобы детям показывали насилие, порнографию, пропагандировали наркотики, вербовали в секты, это людей волнует больше, чем любая политика. Пока довольно сложно говорить о потенциальных протестах молодежи – теоретически такое могло бы быть при запрете ютьюба и инстаграма, но никто в это всерьез не верит. С ютьюбом сложнее, но если это будет с зарубежными соцсетями, то я подозреваю, что предложат какую-то российскую альтернативу, и если по функционалу она будет сопоставимая, то молодежь, в большинстве не слишком политизированная, просто на нее перейдет. Но у молодежи очень сильное чувство несправедливости, они все это будут переживать очень сильно, а вот что они будут делать – это вопрос отдельный. Мы чаще всего говорим о молодежи Москвы и Петербурга – самые активные могут просто уехать за границу, пока это не запрещено и даже как бы поощряется.

И нельзя слишком доверять социологическим опросам: ведь если верно, что люди стали больше бояться, значит, они говорят все меньше правды. Кроме того, глядя на опросы фонда "Общественное мнение" или Левада-центра, надо помнить, что вопросы об иностранных агентах, пытках или закрытии "Мемориала" (объявлен властями иностранным агентом) волнуют максимум 10% граждан. И тех, кто считает, что в России не все в порядке со свободой слова, честными выборами, свободой собраний – тоже меньшинство. Поэтому и проблема самоцензуры касается весьма ограниченного круга людей – осознающих это как проблему. К тому же сейчас очень сильна поляризация общества – каждый сидит в своем информационном пузыре, общается только с себе подобными, а не с теми, кто придерживается другой точки зрения, поэтому пространство для публичного диалога в обществе отсутствует.

– В феврале прошлого года Левада-центр проводил опрос по поддержке Навального и по его известности. На волне его возвращения, ареста и протестных митингов 80% опрошенных знали о нем, хотя многие и не одобряли его действий. Тут, конечно, еще очень много зависит от того, как задан вопрос. Осенью они спрашивали, кому из политиков вы доверяете – без подсказок, при этом Путин набирал 30%, Навальный набирал где-то 3-5%. Во время выборной кампании у него было 6% доверия, я очень жду, что Левада скоро что-то сделает об этом, но моя гипотеза – что Навальный должен вернуться к этим 6% поддержки. Думаю, если провести опрос среди молодежи Москвы и Петербурга, цифры будут выше.

– Ну, почему, для человека, которого не пускают на выборы, не пускают на телевидение, а когда о нем говорят, это сплошной негатив, это очень много. Это значит, его аудитория в интернете уже довольно заметная в масштабах страны, значит, он популярен среди молодых, а это большой успех. Поэтому он так и беспокоит власть. Правда, сейчас очень малочисленное молодое поколение, так что оно еще долго не будет определять картину в составе населения. И раз основной успех Навального в интернете – вот его оттуда и вычищают. Теперь, чтобы про него что-то узнать, надо сильно постараться, и далеко не всякий молодой человек будет предпринимать такие усилия. Ну, и для молодых людей важна деятельность, а если ее нет, они отпадают, увлекаются другим. Были акции протеста, движение, друзья, ощущение общности, а без этого привлекательность поддержки такого деятеля пропадает. Не то что про него забудут – перестанут воспринимать как нечто актуальное. Но это не значит, что это необратимо. Больше всего людей волнует не коррупция, против которой боролся Навальный, не ущемление гражданских прав и свобод, а экономическое положение в стране, инфляция, рост цен.

Телеграм канал НЕЗЫГАРЬ опубликовал аналитический доклад "Параметры протестной активность регионов России в 2021 году", в котором насчитали 2433 публичные протестные акции, прошедшие в России за минувший год.

В докладе говорится, что сначала преобладали общеполитические требования (32%) – сменяемость власти, реформы, защита прав и свобод граждан, честные выборы. "Разгром внесистемной оппозиции изменил характер требований протестующих. Если в начале года протест имел выраженный политический характер, то уже в ходе избирательной кампании доминировали требования социально-экономического характера (12%), а ближе к концу года главной темой стали коронавирусные ограничения и вакцинация", – говорится в докладе.

Мария Мацкевич тоже считает, что пандемия изменила характер протестных настроений в российском обществе.

– Протестов как таковых не было – были эксцессы, есть тихий саботаж. Есть данные, что недовольных куар-кодами даже больше, чем тех, кто не готов вакцинироваться. То есть противников куар-кодов нельзя назвать антиваксерами, это пересекающиеся, но не совпадающие множества. Многие просто выступают против ограничений, считая их дискриминацией, излишним контролем и вмешательством государства в нашу жизнь. Есть группа противников вакцинации, на которых не действует ни логика, ни угрозы, ни даже увольнение с работы. Это такое тихое, но стойкое сопротивление. Но мы не можем сказать, что это единая группа: там люди разного образования, разного места проживания, разных политических взглядов, и среди них очень много тех, кто лоялен к власти, кто ходит на выборы – то есть базового электората. Будь среди них большинство яблочников или навальнистов, с ними бы никто не церемонился, но не все так просто – там множество более чем лояльных людей, там есть сотрудники крупных аналитических центров, там есть медики! И к ним никогда не применялся тот жесткий вариант, который применялся к таким людям в других странах.

– И стараются не повышать напряжение, оно у нас и так росло из-за всех этих волн, ограничений, неизвестности и отсутствия надежды на улучшение. Это видно по всем опросам – как мы будем жить, лучше, хуже, как изменится ситуация в стране: волны на графиках опросов часто совпадают с волнами коронавируса. Волна растет – и пессимизм растет, волна спадает – оптимизм повышается, потом опять падает. Этих качелей уже достаточно для повышения тревоги, неуверенности, и не надо людям давать лишний повод для возмущения. И плюс инфляция – люди ее заметили в первую очередь, даже коронавирус отошел на второй план. Экономические проблемы для наших граждан всегда были важнее всего, и тут они стали главной тревогой. Растущие цены сейчас главный источник пессимизма, 60% людей считает, что худшие времена еще впереди. И если прибывать к тому еще что-то – я думаю, боятся эффекта бабочки, которая садится на штангу в фильме "Ну погоди!" Неизвестно, когда будет последняя капля и к чему она приведет.

"Больше всего россияне боятся болезни близких, детей" (82%), "мировой войны" (56%) и "произвола властей" (53%). Структура массовых страхов остается устойчивой”, – констатирует Левада-центр. Из его графика следует, что бедности и нищеты боятся 45% россиян, но все-таки войны сегодня боятся еще больше.

– Страх войны сейчас поднялся вверх, – соглашается Мария Мацкевич. – Сейчас у нас примерно равное количество людей считает, что война возможна и что она невозможна. Это само по себе тревожно – война стала легитимной темой, люди ее допускают. Но тут интересно посмотреть по материалам того же Левада-центра, на кого люди возлагают ответственность за возможную войну. Директор Левада-центра Денис Волков в своем отчет опирался на данные фокус-групп, когда люди объясняют свою точку зрения – большинство возлагают вину на другие страны. Российские власти винят абсолютное меньшинство, даже среди настроенных оппозиционно. Не мы начали, нас провоцируют, нас вынуждают, мы защищаемся – люди видят, что существует угроза, и что к нам относятся враждебно – в чем, кстати, они не ошибаются (эта враждебность справедлива - ЭР). Если мы посмотрим на международные исследования Pew Research Center, то еще в 2016 году они опрашивали людей в 16 странах: 2/3 относятся негативно к России, а к Путину еще больше. В Нилерландах и в Швеции негатив к России доходит до 80%. Но понятно, когда все рухнуло – в 2014 году.

– Вряд ли. Но вообще-то работа по нагнетанию мобилизационного сознания идет с обеих сторон – и на западе мы видим новости о том, как женщины и дети в Киеве роют окопы, запасают оружие, готовятся к войне с Россией. Людей, которые возлагают ответственность за конфликт на российские власти, меньшинство – да и то в том смысле, что они ведутся на провокации.

– Она работает, когда падает на подготовленную почву, совпадает с тем, что вы и раньше думали. Особенно эффективна она, когда нет других источников информации – например, в международных вопросах.

Левада-центр исследует страхи людей, а фонд "Общественное мнение" проводит опросы об отношении к действиям властей. На графиках этих опросов хорошо видно, что критический настрой к властям к январю 2022 года падает. Это же касается и вопросов о возможности протестов и готовности протестоват, считает Мацкевич, и графики никак не позволяют прогнозировать протесты.

– Обычно около трети опрошенных говорят, что протесты возможны, около 10% заявляют, что готовы участвовать, на самом деле на улицу выходят от 1 до 3%. С другой стороны, если посмотреть на Украину, там есть Киево-Могилянский институт социологии, это одна из самых уважаемых украинских компаний, там часто проводятся опросы. И когда они проводили опросы буквально накануне майдана, ничто не предсказывало того, что случилось.

– На настроения общество очень сильно влияет рост цен, причем обычно люди оценивают его примерно в три раза выше, чем реальный, даже по самым пессимистичным оценкам экономистов. Это их главная забота, от этого будет очень много зависеть. Понятно, что каким-то группам этот рост цен попытаются скомпенсировать – семьям с детьми, пенсионерам, опять будут выплаты, и люди это всегда замечают и позитивно реагируют. И дальше все будет определяться экономикой – и содержимым карманов, и ассортиментом, потому что если не станет ни компьютеров, ни телефонов, ситуация будет другая. А дальше может сработать эффект объединения вокруг властей – если есть война и внешний враг. Хотя в долгосрочной перспективе это ни к чему хорошему не приведет. Ведь война пока абстрактна, ее никто не рассматривает в качестве буквальной войны, когда надо отправлять призывников на фронт, война – это где-то далеко, как в Сирии. Но даже в этом варианте люди ее не хотят, вот тут у людей полное единодушие. В общем, если только экономика будет нашей главной проблемой, это один сценарий: выплаты, сдерживание цен. А если добавится военная проблема, тут возможен весь спектр реакций – от полного сплочения вокруг властей до подспудного глухого недовольства, которое может вылиться во все, что угодно. Тогда люди поддержат любого, кто остановит войну, каких бы политических взглядов он ни придерживался.

Татьяна Вольтская