Общественно-политический журнал

 

«Устоим ли мы в этом хаосе, беспорядке и господстве своеволия?»

I. О демократии, праве и диктатуре

В свое время ортодоксальные марксисты (западные, русские меньшевики) утверждали, что ленинско-сталинский социализм имел свою основу в неразвитости, отсталости (экономической, политической, правовой, институциональной и т.п.) России. На таком фундаменте можно было построить только такое общество, в котором право и свобода не являются господствующими принципами. Оно и «должно» породить диктатуру, подавление личности, насилие как главный инструмент власти.

Принципиально не будучи марксистами, воспользуемся ходом их мысли. Современный режим есть следствие неразвитости и отсталости российской демократии (всех ее практик – экономической, политической, правовой, институциональной и т.п.). Общество, в котором право и свобода не являются господствующими принципами, и «должно» было породить диктатуру, подавление личности, насилие как основной инструмент власти.

Следует подчеркнуть, что оба этих типологически близких подхода не лишены адекватности и могут быть использованы как объяснительные модели. Действительно, отсталость и недоразвитость – базис большинства диктатур. Слабое гражданское общество; верховенство права – еще не главный регулятор жизнедеятельности социума; принцип неприкосновенности частной собственности хоть и продекларирован, но не стал всеми признанной основой хозяйственной деятельности. Свобода – еще не тот воздух, которым дышит большинство граждан. – Такова питательная почва диктатуры.

***

В общих чертах трансформация современного российского режима выглядит так: неуклонное нарастание насилия, террора, зажима политической и интеллектуальной свободы, монополизация всех сфер функционирования общества – экономики, политики, ментального пространства, усиление антизападничества, все бóльшая трактовка России как принципиального «анти-Запада» и особой цивилизации, у которой особый путь («Sonderweg») в истории. Кроме того, возрождение агрессивной внешней политики. Возвращение идеологий «сверхдержавия» и «самодержавия».

Всё бóльшее противопоставление себя духу и делам горбачевской и ельцинской эпох. Всё бóльшая солидарность со сталинизмом и «раскручивание» Сталина как центральной фигуры русской истории.

(Заметим: становлению и расцвету этого режима во многом способствовало то, что в общественном сознании ресталинизация оказалась более действенной, чем десталинизация. И здесь упрек, прежде всего, девяностым годам, когда не произошла глубокая десталинизация общества. Освобождение от тоталитарного наследия не было доведено до точки невозврата. Это – важнейшие, практические причины триумфа диктатуры.)

Все интенсивнее идет процесс персонификации власти. Режим довольно быстро стал режимом Путина. Полностью возрождена старая русская традиция отождествления власти с определенным физическим лицом. В таких условиях – какая Конституция? Какие свободные выборы и сменяемость власти? Какая оппозиция? Путин, подобно своим предшественникам, – Живой Закон. Источник всех конкретных властей и полномочий. Такая власть ограничивается не правовыми установлениями, а пределами физического существования Персонификатора.

В ментальную сферу возвращены карательно-репрессивные меры ее регулирования. («Мы должны препятствовать искажению исторической правды, в том числе и уголовно-правовыми мерами» (А.И. Бастрыкин)). Монополию же на знание «исторической правды» имеет Власть.

***

Для поддержания диктатуры современная русская власть использует демократические институты. Выборы, парламент, право, суды являются опорами режима, играют в его функционировании важнейшую роль. Все они призваны давать народную легитимацию несменяемости и неограниченности власти. Право – через законы и судопроизводство – оформлять насилие, парламент – принимать те самые репрессивные (карательные) законы. Так что набор демократических институтов – не маскировка диктатуры, а необходимые механизмы ее реализации. Как и институты рыночной экономики – не прикрытие господствующего «госкапитализма» (надо бы найти более точный термин), но – способы его «осуществления». Это называется: делать диктатуру демократическими руками.

Особое значение для диктатуры имеет судебно-правовая система. Это, так сказать, карательная психиатрия сегодняшнего дня. В свое время (1970–1980-е) медицина использовалась как инструмент наказания инакомыслящих. Стоило последних признать психически ненормальными, все становилось на свои места. «Больные» сидели в сумасшедших домах, «здоровые» – в Верховном (и других) советах и у себя дома. Ныне, используя карательное законодательство, инакомыслящих «дисквалифицируют» – отправляют в тюрьмы, лагеря, лишают работы, выдавливают из страны…

А как здорово себя показывают всякие там голосования! Вот представители народа, выбранные им подавляющим большинством голосов, патриотически просили обнулить прежние президентские сроки Путина и дать ему возможность избираться еще дважды, т.е. на двенадцать лет (и это после почти двадцати пяти!). Здесь можно было бы поставить точку. – Парламент просит! Но как бы высоко Владимир Владимирович не оценивал роль законодательной власти, он все-таки обратился к народу напрямую. К народу – как к источнику суверенитета, как к высшей демократической инстанции. Так, не отказываясь от законодательной (конституционно-правовой) инициативы высшего органа представительной демократии, Путин запросил мнение базисной, прямой демократии. Ведь в ней (прежде всего в ней) – источник его власти; именно там он черпает энергию водительства. И народ поддержал своего избранника. В очередной раз демократическим путем был укреплен режим личной власти.

Таким образом, чтобы ни говорили скептически настроенные политологи, демократический транзит состоялся. Современная русская диктатура требует демократического, юридического инструментария. Демократическими средствами оправдывается raison d’etre диктатуры и диктатура как цель.

А говорят, что старое вино нельзя влить в новые мехи…

II. Больше, чем политика: Обнуление

В конце ельцинского периода вопрос стоял так: или расширение демократии – или ее свертывание. Шансы имели оба варианта. С самого начала путинского правления стало ясно, в какую сторону поведут Россию. Другое дело, было неизвестно, как далеко мы зайдем. Разнообразные возможности девяностых, еще не забытые, еще близкие, способствовали развитию в обществе не пессимистических и легкомысленных настроений. И даже если многих смущало: «кадровый офицер КГБ», «директор ФСБ», предполагалось, что возвращение к доперестроечным порядкам уже невозможно.

Но мы переоценили самих себя и наших сограждан. Конечно, Путин – это историческая случайность, но одновременно и закономерность. «Праздники» кончились, начались «будни». Сохранившийся в целости КГБ основательно взялся за дело реставрации насильственных порядков, режима устрашения и несвободы. Возвращение советского гимна по существу было предъявлением протокола о намерениях. Под эту величаво-державную музыку КГБ вернулся в русскую историю.

И если в первые годы путинского правления либеральные риторика и сегменты общества еще сохранялись, то по мере вхождения режима в фазу зрелости все это было отброшено как ненужный (и даже опасный) хлам. Крым и события на востоке Украины – это гвоздь, забитый в гроб русского либерализма девяностых. Его похороны прошли под радостное одобрение миллионов россиян. Путин ментально обрел царский статус и мандат на «делать, что захочет». Россия поднималась с колен, чтобы затоптать свое настоящее и будущее.

***

Мы еще до конца не осознали значения обнуления президентских сроков Путина. Это – не «просто» уничтожение конституции как основной нормы, регулирующей социальную жизнь. Это – темпоральный переворот, покушение на суверенность времени. То есть власть может не только вмешиваться, но и менять порядок вещей. Ленин (кажется, в «Материализме и эмпириокритицизме») утверждал, что субъективные идеалисты живут в сочиненных ими мирах. Современная русская власть функционирует в ею сочиненном темпоральном порядке (беспорядке). И этот порядок для нее более реален, чем реальная жизнь, органическая последовательность событий.

«Время есть не что иное, как форма внутреннего чувства, т.е. созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния», – пишет Кант в «Критике чистого разума» (Кант И. Сочинения в 6-ти тт. – М., 1964. – Т. 3. – С. 38). Это общепринятое в современной науке понимание времени. Оно трактуется как «форма внутреннего чувства», т.е. как форма самопознания человека.

Иными словами, обнуление есть вторжение во внутреннюю жизнь человека, в сферу его privacy, насильственный трансцензус в личностный мир индивида, интервенция в его природу.

Несомненно: тотальная агрессия в личностную сферу связана с утверждением феномена «исторической правды». История есть рассказ о бытии человека во времени. В авторитарных режимах власть стремится к тому, чтобы стать главным распорядителем времени – неким метафизическим Часовщиком, обладающим монополией на трактовку этой самой истории. Которая и является формой существования времени. Претензия на объективность и абсолютность «исторической правды» может объясняться только этим.

Кстати, в ряде языков почти одинаково звучат «исследование» и «следствие». И именно Следственному комитету наш Часовщик поручил контроль за исследованиями (в первую очередь, историческими).

***

Нам говорят: нельзя переписывать (т.е. писать по-новому) историю – те, кто это делают, фальсифицируют её. Однако так ли уж «нельзя»?

Арнольд Тойнби отмечал: невозможно написать историю за еще не родившиеся поколения. Родятся, подрастут – сами напишут. И как не «переписывать»? Тов. Сталин утверждал, что в Отечественной войне СССР потерял 8 млн. человек. А сегодня предполагают 42 млн. человек (Слушания в Госдуме 17.03.2017). Разве новые цифры потерь не предполагают нового взгляда на Войну?!

Или еще по поводу «переписки». 22.04.1906 (вторник). В.О. Ключевский в своем дневнике назвал «сперанщину» (комплекс конституционно-правовых идей М.М. Сперанского, начало XIX в.) «стыдливой полицейщиной», будто бы спровоцировавшей революционное выступление декабристов (как впоследствии назовут людей, выступивших с оружием в руках против власти). То есть проекты Сперанского квалифицировались как провокация молодого поколения. Но уже в среду, 23.04.1906, были приняты новые Основные государственные законы (первая российская Конституция). В общих чертах это было реализацией плана Сперанского, подготовленного им к 1809 г. («Введение к уложению государственных законов»).

Летом 1917 г. юристы Временного правительства сочиняли конституцию, которую предполагалось утвердить на Учредительном собрании. Вместо наследственного монарха вводился институт президентства (президент избирался сроком на семь лет). Место Государственного совета, как верхней палаты парламента, занимал Совет Федерации. В остальном сохранялась схема 1906 г. (т.е. Сперанского). 12.12.1993 г. была принята новая Конституция, в основе своей воспроизводившая конфигурацию власти проекта 1917 г.

Таким образом, все три самые крупные попытки конституционного устройства России базировались на идеях Сперанского. Вот вам и «сперанщина» – «стыдливая полицейщина»!

Если до 23.04.1906 г. у Ключевского были основания говорить о «сперанщине», то уже со следующего дня – нет. Значит, необходимо было «переписывать» историю. И отказываться от презрительно-негативного взгляда на Сперанского. Как нам представляется, это – яркий пример с яркими действующими лицами. То, что казалось «исторической правдой» во вторник уже не было ею в среду.

Необходимо иметь в виду потенциальную возможность такой пертурбации.

***

Конституционное закрепление обнуления и «исторической правды» –это заявка (или уже начало операции?) на установление тотального контроля над человеком. Таковы исторические и юридические «игры власти», ее «очередные задачи». Устоим ли мы в этом хаосе, беспорядке и господстве своеволия? Бесспорно одно: снова «век наш пробует нас». И мы вновь на «последних рубежах», на которых разворачивается, как сказал бы Лев Шестов, «великая и последняя борьба» за смысл того, что значит быть человеком.

Вот та нешуточная ситуация, в которую нас загнали обнуление и «историческая правда».

Юрий Пивоваров