Общественно-политический журнал

 

Потеряв почти три десятилетия, России придется все начинать сначала в построении государства. Мы опять вернулись к самодержавию самодурства

«В тяжело больном российском государстве создание и принятие справедливого и гуманного конституционного документа представляется трудным, важным, но все-таки лишь первым этапом общественного выздоровления. Не только принять Конституцию, но добиться упрочения в стране демократического конституционного строя, перевернуть общественное сознание с головы на ноги и поставить его на прочный фундамент уважения к Конституции, праву и закону, дружелюбия и общественной солидарности — вот составные части начавшегося в обновляющейся России конституционного процесса...»

Тридцать лет назад, в июле 1990 года, такие задачи поставила перед собой Конституционная комиссия РСФСР, созданная решением первого Съезда народных депутатов. 

Вестник этой комиссии, изданный в октябре 1990-го, — и поныне одна из моих настольных книг. 

И при каждом взгляде на него вновь и вновь возникает вопрос: почему же сегодня говорить о «демократическом конституционном строе» и «уважении к Конституции, праву и закону» можно разве что в насмешку?

Монополизация и несменяемость власти, превращение выборов в декоративную процедуру, отсутствие независимого правосудия, превращение телевидения в департамент государственной пропаганды, несвобода слова, принятие ключевых решений неизвестным путем и по неизвестным критериям, приравнивание оппозиционной деятельности к враждебной, слияние правящей партии с бюрократическим аппаратом — сходство с тем, от чего 30 лет назад собирались решительно отказаться, очевидно. 

Виктор Шейнис — один из «отцов» Конституции 1993 года — грустно заметил, что «важнейшие движущие силы авторитарной реставрации возникли в результате переформатирования сил, похоронивших коммунистический строй». 

Как такое могло произойти?

Почему вместо поступательного движения все пошло по кругу и почти вернулось к прежним, недоброй памяти временам? 

Мой ответ: потому что осенью 1993-го для России была выбрана модель сменяемого самодержавия, которое, естественно, впоследствии захотело стать несменяемым. 

Главный спор в Конституционной комиссии, конечно же, развернулся вокруг будущей формы государственного устройства России: президентская или полупрезидентская республика?

С одной стороны, говорилось, что нужен сильный парламент и недопущение чрезмерного усиления исполнительной власти, которое может привести к новой диктатуре. С другой — что в отсутствие сильных партий и политических традиций президентская республика «североамериканского типа», где президент руководит исполнительной властью, будет более эффективной. 

Вариант, который отстаивала группа депутатов во главе с Леонидом Волковым, Револьтом Пименовым и Виктором Шейнисом, предлагал полупрезидентскую республику — с правительством, которое формируется парламентским большинством. При этом президент не являлся бы «всероссийским управдомом», и, обеспечивая баланс ветвей власти, не мог бы ими командовать. 

Другой вариант, который предлагала группа экспертов во главе с Валерием Зорькиным (будущим председателем Конституционного суда), предусматривал «сильную президентскую власть», при которой правительство «не является заложником неустойчивых коалиций в парламенте». Полупрезидентскую республику они критиковали, полагая, что премьер, опирающийся на парламентское большинство, «из слуги президента превращается в его господина». 

Заметим: намерения Бориса Ельцина стать из спикера парламента (то есть координатора коллегиального органа) президентом, правящим единолично, ясно обозначились уже в начале 1991 года. И 17 марта 1991-го, одновременно с референдумом о сохранении СССР, прошел и референдум о введении президентского поста в России (тогда еще — одной из союзных республик). После того как 70% участников референдума проголосовали «за», был принят соответствующий закон, а 12 июня 1991-го Ельцин был избран президентом. 

Затем президент и его сторонники все больше и больше делали ставку на «сильную исполнительную власть», которая «знает, как надо» и для которой парламентские дискуссии являются досадной помехой при проведении желаемых (но не принимаемых большинством общества) экономических решений.

После известного референдума от 25 апреля 1993-го о доверии президенту и съезду Ельцин создал свою структуру для подготовки проекта Конституции — Конституционное совещание, которое начало готовить чисто «президентский» вариант. 

Конкуренция проектов продолжалась до разгона съезда и «черного октября», после чего на сцене остался только вариант Конституционного совещания. Именно он (да еще и подправленный лично президентом в последний момент) и был вынесен на референдум 12 декабря 1993 года. 

То, что этой Конституцией программируется самодержавие, было ясно многим (в том числе автору) еще тогда. Но бесполезно было объяснять сторонникам «сильной исполнительной власти», что в Конституции будет написано «президент», а не «Борис Ельцин», — они, упоенные победой над «врагом» в лице парламента, стремились закрепить эту победу в Конституции. 

Принятие Конституции проходило в условиях, мягко говоря, не способствовавших реальному обсуждению.

И в чем-то похожих на те, в которых принимались нынешние конституционные поправки. 

Проект был опубликован 10 ноября 1993 года — за месяц до голосования. 

Телевидение было полностью поставлено под контроль президента и правительства, федерального парламента не было, подавляющая часть региональных, а также все городские и районные советы были разогнаны — никаких площадок для дискуссий не имелось.

Государственная пропаганда работала исключительно «за» новую Конституцию, а критиковать проект можно было в немногих решавшихся на это газетах, да еще в предвыборных выступлениях — параллельно шла кампания по выборам депутатов Госдумы и Совета Федерации. При этом первый вице-премьер (и будущий глава Совета Федерации) Владимир Шумейко открыто грозил блоку «Явлинский — Болдырев — Лукин» (будущему «Яблоку») снятием с выборов за критику проекта Конституции.

В итоге проект был принят, точнее — объявлен принятым.

Было заявлено, что «за» проголосовало 58% избирателей, но есть большие сомнения в том, что в референдуме участвовало (что было необходимо) более 50% избирателей. Согласно известным выводам экспертной группы Александра Собянина, имели место масштабные фальсификации (главным образом, приписывали явку), а реально участвовало лишь 46% избирателей. Но проверить это не удалось: по распоряжению главы ЦИК Николая Рябова избирательные бюллетени были уничтожены, а все попытки провести в избранной Госдуме парламентское расследование — заблокированы…  

Так создавалось пока еще сменяемое самодержавие. 

Но с самого начала в Конституции были заложены все условия для того, чтобы оно постепенно стало несменяемым. 

Почти всесильный президент, наделенный широчайшими (в том числе кадровыми) полномочиями, бесконтрольный и не несущий никакой ответственности ни перед гражданами, ни перед парламентом. 

Почти бессильный парламент, неспособный настоять на кандидатуре премьера, не утверждающий даже часть членов правительства, не имеющий возможности настоять на отставке премьера, всего правительства или отдельных министров. 

И лишь на бумаге независимый суд, где всех судей назначает президент. 

При таких вводных можно удивляться лишь тому, что «конфликт между самодержавием и выборами» (выражение блистательной Лилии Шевцовой) привел к институциональным изменениям лишь через 20 лет после прихода к власти президента Путина, а не гораздо раньше. 

Выходом из положения является не просто отказ от этих изменений (принятие которых к тому же сопровождалось чудовищными фальсификациями). 

Выходом из положения является отказ от самодержавия. 

Да, почти все надо начинать сначала. 

И важно не повторить прежних ошибок.

Борис Вишневский