Вы здесь
НАТО в роли жупела кремлевской пропаганды
Проблема расширения НАТО на восток давно стала катализатором паранойи российской власти и любимым жупелом российской пропаганды. История возникновения проблемы туманна: Россия обвиняет Запад в нарушении обязательства этого не делать, хотя такого обязательства никто не давал. Его, в сущности, и быть не могло, поскольку подача заявки на вступление в любую международную организацию, в том числе, и в НАТО, относится к исключительной компетенции государства-соискателя. А вопрос его приема решает только сама международная организация.
Откуда взялась сказка о некоем обязательстве НАТО не принимать в свои ряды бывших членов Варшавского договора и, тем более, бывшие республики СССР, хорошо известно. Из нелепой оговорки госсекретаря США Дж. Бейкера о «нераспространении юрисдикции НАТО на восток». Эти слова были произнесены в контексте переговоров об объединении Германии и относились к территории ГДР, что и нашло свое отражение в Договоре об окончательном урегулировании в отношении Германии, подписанном в Москве в сентябре 1990 года. При этом речь в договоре шла только об отказе от размещения в восточной Германии военных структур НАТО, а никак не о ее выводе из-под действия статьи 5 Североатлантического (Вашингтонского) договора 1949 года, распространявшего гарантии безопасности на всю территорию всех государств-членов НАТО. Сами переговоры об объединении Германии велись в крайне невыгодном для СССР формате 2+4, предложенном США для того, чтобы исключить возможность прямой договоренности между ФРГ и СССР.
Чисто теоретически СССР, вероятно, мог бы попытаться навязать ФРГ постоянный нейтралитет по типу того, что провозгласила Австрия в 1955 году. На практике это было нереально: австрийский нейтралитет был детищем «холодной войны», которую последнее советское руководство намеревалось закончить. Так что независимо от формата переговоров, объединение Германии без каких-либо ущемлявших ее суверенитет условий было неизбежно. Столь же неизбежен был и некоторый осадок от того, что многими в советском руководстве воспринималось как сдача позиций: ведь СССР и Запад до конца оставались стратегическими противниками, пусть даже и примирившимися.
Государству-продолжателю СССР – России – предстояло определить свое отношение к НАТО практически заново, с чистого листа. От коммунизма как государственной идеологии она отказалась, считала Запад идейным единомышленником и потенциальным союзником, рассчитывала на его помощь и понимание. И получала их сполна.
В свою очередь НАТО как организация, созданная для сдерживания СССР, не могла не столкнуться с кризисом своей идентичности. Сдерживать-то, по большому счету, стало некого. Без новой общей миссии роль НАТО в европейской политике, вероятно, должна была постепенно измениться, став скорее символической, чем субстантивной.
В таких условиях Россия, по логике вещей, имела неплохой выбор линии поведения. Она могла бы подать заявку на вступление в НАТО сама, ясно обозначив свое позитивное отношение к организации. К немедленному приему России в НАТО это бы не привело, но эффективно сняло бы остроту вопроса о победителях и побежденных в «холодной войне». И, главное, воспрепятствовало бы превращению остаточных антисоветских опасений в антироссийские, которые объективно побуждали бы страны Восточной Европы стремиться в НАТО.
В другом варианте Россия могла бы занять по отношению к НАТО доброжелательно-нейтральную позицию, четко заявив, что членство в организации – вопрос свободного выбора каждого государства. Как известно, оба эти варианта Россия фактически отвергла, чисто по-советски продолжив рассматривать НАТО как враждебную организацию, угрожающую ее безопасности. Почему двум рациональным вариантам, вполне соответствовавшим ее новому демократическому имиджу, Россия предпочла третий, пробуждавший в памяти остального мира страницы из ее советского прошлого, вопрос отдельный. Важно, однако, что последствия такого выбора оказались крайне тяжелыми.
Подспудно существовавший вопрос о победителях и проигравших в «холодной войне» вышел на первый план. И получил ответ. Порвавшая с тоталитарным советским восприятием мира новая демократическая Россия могла занять место среди победителей в «холодной войне». Место особое и достойное уважения: ведь победить свое прошлое, зачастую, труднее, чем одолеть внешнего врага. Напротив, Россия, сохранившая приверженность советским внешнеполитическим стереотипам, не могла не оказаться проигравшей в «холодной войне». Дальше почти все пошло по накатанной колее: в поисках защиты от реваншистских намерений России, страны Восточной Европы наперегонки бросились в НАТО и в два этапа, в 1999 и 2004 годах, были в нее приняты.
А потом дело дважды дошло до открытой войны, развязанной Россией против Грузии и Украины, с целью не допустить их вступления в НАТО. (В случае Украины речь шла только об ассоциации с ЕС, но, как известно, ЕС – это филиал НАТО.) Сама же эта сникшая, было, организация фактически вернулась к истокам. Ее новая миссия на поверку оказалась хорошо забытой старой – сдерживание России как новой версии СССР. В квазисоветское прошлое вернулась и Россия, с подзабытым восторгом бряцающая оружием и угрожающая превратить всех врагов в радиоактивный пепел.
Шансов выйти победителем в новой «холодной войне» у России на несколько порядков меньше, чем у ее великого и ужасного предшественника. Зато шансы потерпеть сокрушительное поражение – абсолютны и безальтернативны. Вот такие перспективы.