Общественно-политический журнал

 

«Пока эта империя существует от Чукотки до Калининграда, она не может быть свободной демократической страной»

Что будет с российской экономикой в 2021-м году, сколько продлится стагнация и возможен ли в принципе прорыв? Об этом своим мнением поделился научный сотруднико Европейского университета Андрей Заостровцев.

– В ушедшем году ковид стал сильнейшим фактором, повлиявшим на экономику всего мира – как глубоко, с вашей точки зрения, он повлиял на Россию, и как долго мы будем чувствовать последствия?

– Мы сегодня находимся то ли на пике, то ли перед пиком второй волны, в этом смысле все довольно мрачно. Сейчас начнутся каникулы, люди потянутся друг к другу в гости, рестораны закрыли всего на четыре дня, потом люди бросятся оттягиваться. Ковид – это классический "черный лебедь" по Нассиму Талебу, от него не избавлен никто, просто все реагируют по-разному. Наша экономика не развалилась, за исключением большого числа предприятий таких отраслей, как туризм, общественное питание, музеи, театры, об этом уже много говорили. В остальных областях локдауна нет, поэтому спад хоть и будет, но небольшой. А вот будет ли в будущем году рост, который прогнозируют, предсказать невозможно – это зависит от обстановки в первой половине 2021 года. Инфляция явно превышает намеченные параметры, но, думаю, не превысит 5%. Ведь одновременно у людей сокращаются доходы, что всегда работает против инфляции.

– А как вы относитесь к объявленному регулированию цен?

– Вот это может привести к плохим последствиям – особенно если распространится не только на подсолнечное масло и сахар. Последствия известны: в худшем случае дефицит, в промежуточном – поставщики начинают ухудшать качество товаров, например, становится меньше мяса в колбасе. А еще – поскольку ценовое регулирование захватывает лишь часть товаров, можно применить перекрестное субсидирование – повысить цены на товары, которые не подвержены регулированию, и обеспечить за счет них рентабельность.

– А вообще что вдруг бросились регулировать-то?

– Да не вдруг, еще до всяких ковидов у нас стали регулировать цены на жизненно важные лекарства – и поэтому они часто пропадают, или просто с рынка уходят иностранные поставщики, а импортозамещение, особенно в фармакологии, у нас некачественное. У нас регулируются розничные цены на бензин, еще в прошлом году с рынка ушла финская фирма NESTE. Говорят, заправки пока держатся за счет магазинов, где продавются товары с огромной наценкой. Почему регулируют? Чиновник, особенно российский, не может думать, что от него что-нибудь не зависит: он же повелитель грома, молнии, града, землетрясений и наводнений, и цунами тоже он распоряжается. Ну, и ценами заодно: цены, стой, ать-два! С одной стороны, это популизм, рассчитанный на самые малограмотные слои населения, а с другой – самоудовлетворение руководства, административный восторг.

– А какие еще важные изменения в экономической политике со стороны властей вы могли бы выделить в уходящем году?

– Радикальных изменений не было. В основном, была реакция на ковид, помощь населению оказали маленькую даже в относительном измерении, по сравнению с развитыми странами. Да еще кое-какие доплаты дошли до врачей в столичных регионах. Но весь прошлый год в России усиливалось огосударствление экономики, та же маркировка лекарств была введена. И избыточное регулирование привело к тому, что в самый ковид пропали лекарства. Потом дали послабление, но все равно это сказалось негативно. А ведь от того же ковида больше всего страдает частный бинес.

– Вы недавно, рассуждая о российской налоговой политике, обратились к книжке о Чиполлино и сравнили Мишустина с сеньором Помидором, учредившим налог на воздух. На следующий год уже запланировано повышение налогов – как это скажется на экономике?

– Да, это всегда приводит к плохим последствиям, особенно в такой ситуации, как сейчас. Попытки за счет налогов покрыть дефицит бюджета, образовавшийся из-за ковида, к добру не приведут. Люди будут уклоняться, расцветет теневая экономика. Повышение налогов вообще сковывает экономику, а тем более сейчас, во время пандемии, никто нигде налогов не повышает. А у нас все время идет об этом разговор, в результате некоторые предприятия разорятся, некоторые уйдут в тень. Так часто бывает – можно повысить ставку, а налогов собрать меньше. Тут же еще важна стабильность: если налоги начинают меняться, бизнесу тяжело планировать свое будущее.

– А как обстоят дела с внешним рынком?

– Цены на нефть вроде сейчас неплохие, но все равно рубль укрепился незначительно. Ведь за последний год он обесценился по отношению к доллару на 18%, к евро – еще больше. Так что выиграли те, кто купил валюту, никакие рублевые вклады и самые выгодные операции на фондовой бирже не принесли бы такого дохода. Напомню, что еще в прошлом январе-феврале евро стоил рублей 70.

– На своей ежегодной пресс-конференции президент заявил, что Россия слезла с нефтяной иглы, что она больше не бензоколонка – вы согласны?

– В ироническом ключе такое заявление возможно, поскольку доля нефтегазовых доходов в бюджете сократилась, но никакой нашей заслуги в этом нет: мы не развили машиностроение, не диверсифицировали экономику, но мы помним, как падали цены на нефть весной, чуть ли не нулевые были в какой-то момент.

– То, что в России растет бедность, признается даже на официальном уровне. Но вы как-то сказали, что главная проблема России – не бедность, а дефицит свободы.

– Да, свобода становится все более дефицитным товаром, мы уже говорили о регулировании цен, о маркировке лекарств, все это приносит доходы только тем, кто разрабатывает эти системы, частного бизнеса становится все меньше, оставшийся все больше прижимают, и этот дефицит свободы как раз и порождает бедность. Впрочем, бедность у нас очень различается по регионам: в Москве, Петербурге и в каком-нибудь райцентре она понимается совершенно по-разному.

– Вот и экономист Наталья Зубаревич говорит о четырех разных Россиях. Мы знаем, как цветет Москва и как пустеет центральная Россия – это продолжится?

– Это нормальный процесс перемещения людей в мегаполисы, хотя у нас он утрированный – очень уж велик разрыв между крупными городами и районными центрами. Там люди выкручиваются за счет разных приработков. У нас же не первый год идет компания по обложению самозанятых, но люди просто переходят на наличные, чтобы их доходы не были видны. Развивается так называемая гаражная экономика. Допустим, кто-то у себя в гараже занимается мелким ремонтом и никаких налогов не платит. Этот сектор широк – тут и репетиторы, и сиделки, и маникюрши, и стрижка собак, и ветеринарные услуги – реальные их доходы больше, чем показывает Росстат.

– И государство их не поймает?

– Пока это не превратится в значительный бизнес, поймать почти невозможно. Почему еще вырос спрос на наличку? Потому что наши банки на всех доносят. Если вам на счет регулярно приходят 2-3 тысячи, налоговая может вами заинтересоваться, но наличные деньги эту проблему решают.

– А банки разве не становятся все более жадными – вот Сбербанк, например, с ноября ограничил внутренние переводы – теперь без комиссии можно перевести только 50 тысяч рублей в месяц.

– С одной стороны, да, банки становятся более жадными, с другой, на них возложены фискально-полицейские функции, по-научному комплаенс, а это большие издержки. С этим больше всего сталкивается малый и средний бизнес, но и у физлиц бывают блокировки счетов, которые потом очень трудно снять.

– А бешеный принтер, лавина запретов, которая нас все больше накрывает – это влияет на экономику?

– Конечно, влияет. Из политических событий наибольшее влияние имеет изменение Конституция, и дело не только в обнулении сроков. Изменения преамбулы фактически блокируют раздел о правах человека. Он является как бы неизменяемым, но в результате появляется двойственное толкование. И это сигнал для бизнеса, для экономики: если основной закон так легко поменяли, то можно поменять и все остальное, нет стабильности законодательства, не говоря уже о верховенстве права. Это очередной шаг к органическому для России правлению в соответствии с властной целесообразностью.

Многие предсказывали, что когда цены на нефть упадут, наша экономика зашатается, а за ней зашатается и власть, а оно как стояло, так и стоит…

– А с чего бы власть зашаталась, что ей угрожает? Даже в Белоруссии зашаталась, но устояла. Если у вас есть один процент вооруженных людей, готовых стрелять в невооруженных, вашей власти мало что угрожает. А в России легитимность власти выше, чем в Белоруссии, рейтинги первого лица довольно высокие, изменения в Конституции поддержал очень большой процент, даже за вычетом фальсификаций. А если у вас есть 20-30% поддержки в обществе и вооруженные люди, готовые стрелять, вы можете спать спокойно.

– Если у нас такая стабильность, то чего вы ждете в 2021 году?

– Ну, я, как всегда, ничего хорошего не жду, тем более что может встать вопрос о дополнительных санкциях, хотя запад их больше обозначает, чем применяет. Не знаю, как Байден себя поведет, но вряд ли к нам применят такие же радикальные санкции, как к Ирану. Ну, десяток-другой человек попадут под персональные санкции, но для экономики это мало что значит. Доходы наши вряд ли вырастут, но и катастрофического падения я тоже не предвижу. В общем, в экономике нас ждет стагнация – если, конечно, коронавирус ослабеет хотя бы к сентябрю, в результате вакцинации. А в политике нас ждет усиление самовластья, державного правления. Ведь в 2021 году выборы в Госдуму, тут уж будет все расписано заранее, новые технологии отработаны, вплоть до электронного голосования, никаких неожиданностей для власти быть не должно. Сейчас даже всякие несистемные каналы перестали писать, что завтра режим рухнет. Никаких капитальных угроз власти я не вижу: силовая элита консолидирована, остальная элита под ней, фрондировать она не может и не собирается. Да если бы и попыталась, ничего не получится – снизу-то на власть давления почти нет.

– А почему элита в таком состоянии – потому что собственность не защищена?

– Прежде всего, сам человек не защищен. Выступив против системы, в лучшем случае вы лишитесь собственности, а в худшем свободы. У нас же человек не принадлежит самому себе, неприкосновенности личности нет, поэтому даже умеренно нелояльное поведение кончается плачевно. Взять того же Фургала: он же не диссидент, не оппозиционер, просто он демонстрировал избыточную самостоятельность.

– Делал кое-что хорошее для своего края…

– А вот это как раз опасно. Он делал на грани допустимого в рамках системы, и это не понравилось, особенно с учетом того, как он пришел к власти. Он же изначально был фейковым кандидатом, но, придя к власти в результате протестного голосования, от нее не отказался, и это уже было преступлением в глазах Москвы. Он проводил умеренно независимую политику, выделялся открытостью на фоне других губернаторов, а сейчас это совсем не поощряется. И вот результат, какое уж тут противодействие элит. Особенно когда власти так напуганы событиями в Белоруссии.

– Если заговорили о Белоруссии – насколько дорого она стоит России?

– Если взять по абсолютной величине, то это самый дотируемый регион. Я видел расчет, по которому за последние 25 лет туда вложено 116 миллиардов долларов. Если взять семь ближайших к Белоруссии российских регионов – Смоленскую, Брянскую, Псковскую, Курскую и другие области, то за 25 лет их расходы только чуть-чуть превышают эту цифру.

– То есть если бы эти миллиарды вложить туда…

– Да-да, именно. У нас любят показывать – вот в Белоруссии дороги отличные, а как переедешь границу – сразу обычные российские. Да потому что мы туда очень много вкладываем. Я бы сказал, что по существу, Белоруссия – это такой полусубъект Российской Федерации, а Лукашенко – это такой западный Кадыров. С точки зрения Кремля, его нельзя устранить – тогда Белоруссия уйдет на запад. И это будет огромный удар по легитимности власти в самой России. Плюс геополитика, о которой так заботятся в Кремле. Раньше это про Кубу говорили по отношению к США, но сегодня можно сказать про Белоруссию – это такой пистолет, приставленный к брюху Европы. Поэтому Путин Лукашенко не отдаст. Личные отношения у них не очень, но они, как альпинисты в связке – могут друг друга ненавидеть, но если они обрубят канат, то оба полетят в пропасть. По крайней мере, один точно полетит, но и другому будет несладко. Поэтому Белоруссию Москва будет сохранять любой ценой. А протест не может все время идти по нарастающей.

– Но все же не чувствуется, что дух у людей упал.

– Я недавно участвовал по ZOOMу в диалоге российских и белорусских экономистов, там обсуждалось, например, готовы ли белорусы уйти от России или нет. Есть у них воля быть самостоятельным государством. Готовы ли они сплотиться как нация в противостоянии с Москвой – на мой взгляд, нет. Вспомним, как вела себя Литва в 1990-х годах и сравним с современной Белоруссией. Литва была независимым государством между войнами, а у Белоруссии была только одна попытка – Белорусская Народная Республика в 1918 году, но это несерьезно. В отличие от Литвы, у них давно нет традиции сильного национально-освободительного движения антиимперского. Во время диалога один экономист, связанный с Тихановской, зачитал программу преобразований – либерализация экономики, приватизация, верховенство права, это все проговаривалось еще в конце 1980-х, потом многие ее воплощали, а Белоруссия просто застыла. При этом они рассчитывают продолжать поддерживать особые экономические отношения с Россией, я считаю это непоследовательностью: либо – либо.

– То есть без разрыва с Москвой им не победить?

– Это не значит, что надо стенку ставить, но надо четко понять, какой берется курс, и какой будет на него реакция Москвы. О дотациях мы говорили. Да еще 50% белорусского экспорта идет в Россию, я уже не говорю о контрабанде под государственной эгидой, обо всех этих "белорусских" кальмарах. Дилемма такая: не разорвав особые отношения с Россией, они не получат свободы, а разорвав с Россией, получат тяжелую экономическую ситуацию. И у них нет такого настроя, как у литовцев, которым в свое время говорили – у вас ни нефти, ни газа, что вы будете делать, а они отвечали: мы будем голодными, но свободными. Это очень важный настрой. Потом оказалось, что они стали и свободными, и совсем не голодными. А белорусы ведут себя так, как будто они будут строить правовое государство, а Москва будет стоять и сложа руки смотреть, как они это делают.

– Значит, Белоруссию Россия не отдаст – а что же она Армению не поддержала? Или она не так важна?

– Экономика Армении – и так полностью российская, вся инфраструктура, все энергоснабжение. Экономическая зависимость Армении от России едва ли не выше, чем зависимость Белоруссии. Многие несистемные оппозиционеры кричат – как же это Путин все проиграл на Кавказе – в реальности это не так: он там многое выиграл. Он выиграл Армению, которая теперь еще больше зависит от России. Пашинян, скорее всего, уходит в отставку, будут кадровые перемены, поставят людей, более близких к Кремлю. И фактически он получил военную базу в Азербайджане. Ну, поделился кое-чем с Эрдоганом и Алиевым, но это социально близкие товарищи, особенно Алиев. Обратите внимание, что российские силовики будут охранять не только Лачинский коридор, связывающий Армению с армянскими остатками Нагорного Карабаха, но еще и коридор, который свяжет напрямую Турцию и Азербайджан. В той его части, что проходит через Армению. Это влияние и на Азербайджан, и на Турцию, которые очень заинтересованы в этой дороге. Россия усилилась на Кавказе.

– Все вообще-то говорят, что наоборот – пустила туда Эрдогана…

– Поделилась с сильным игроком. Турция, конечно, тоже свое получила, но это как в торговле, где оба контрагента выигрывают. Я думаю, там изначально были свои договоренности по скрытым каналам. Чтобы Россия не знала, что Азербайджан при поддержке Турции готовит эту операцию? Все-то она знала.

– А что будет с Северным потоком – достроят его на будущий год?

– Вот чем тут закончится, непонятно. Вроде как пытаются его достроить. Это больше геополитический проект, он нужен был, только чтобы обойти Украину, хотя с ней же перезаключили договор, когда Северный поток-2 стал рушиться. Но сегодня развиваются альтернативные виды энергетики, нефть и газ – это уже не то, что было 10 лет назад. Но все же, если ковид победят к 2022 или хотя бы к 2023 году, то, конечно, спрос на нефть и газ вырастет, заменить их так быстро не получится.

– А если вернуться к внутренним делам, к той же Конституции, ведь, согласно поправкам, теперь все пенсии должны индексироваться, и у работающих пенсионеров тоже – и что, проиндексируют или обманут?

– Да, я как раз работающий пенсионер, и у меня пенсия не растет, кроме маленькой базовой части. Работающим пенсионерам пенсии, по сути, заморозили. И никакие поправки не помогли. Что касается неработающих, то в поправках ведь не сказано, что индексация должна быть на уровне инфляции, которая может быть, допустим, 10%, а пенсии поднимут на 5% и формально ничего не нарушат. Экономическая катастрофа в ближайшем будущем маловероятна, будем тихо стагнировать. Как говорится, не жили хорошо, нечего и привыкать. Не думаю, что мы превратимся в Венесуэлу, хотя процентов 5% такой вероятности есть.

– А что будет с коррупцией? Говорят, что именно из-за нее у нас невозможен инновационный прорыв: у предприятий больше прибыли от близости к административному ресурсу, чем от новых технологий.

– Административный ресурс – это не просто выгода, это необходимость, и в этой экономике илоны маски не появятся, это очевидно. Любой прорыв, не согласованный с этим ресурсом, будет погашен. И мы это наблюдали, Павел Дуров – самый характерный пример, и даже Чичваркин с его Евросетью. Власть не допускает таких прорывов, это опасно, экономика должна контролироваться бюрократией, а контролируемая экономика не склонна к инновационному поведению. Но я всегда говорю, что коррупции у нас нет, у нас есть административная рента, которая раздается в соответствии со статусом в иерархии. Естественно, что спрос на такие места в иерархии очень велик, а инноваторы чувствуют себя очень некомфортно, многие уезжают – система работает против них.

– То есть отставание нам обеспечено?

– Да. Разве что в области ВПК есть подвижки, как бы мы ни иронизировали над мультиками, там недостатки системы отчасти компенсируются особыми условиями, промышленным шпионажем – смотрите, даже северокорейские ракеты вон куда летят, а Россия все же помощнее будет. Но в целом технологическое лидерство нам не грозит. В то же время, в военной области ярко проявляется противостояние цивилизаций.

– Вы считаете Россию и Запад разными цивилизациями?

– Конечно, у меня об этом только что книжка вышла – "Полемика о модернизации: общая дорога или особые пути?". Есть цивилизации, как Россия и Китай, построенные на том, что власть первична, а собственность вторична, и они по сути не разделены. Это страны силовой цивилизации. А есть альтернативная западная цивилизация, где относительно свободный рынок, независимая собственность, конституционная демократия, верховенство права. Ее можно назвать правовой, хотя сейчас она отчасти утрачивает это качество. И противостояние идет по всем линиям, в том числе по линии передовых технологий. Россия и Китай работают на подрыв западной цивилизации изнутри, основное направление удара – на ее делегитимацию, в том числе в глазах собственных граждан. На языке спецслужб это называется подрывными операциями. Если не можешь догнать, надо сделать хуже тем, кто тебя опережает. Тут все идет в ход – и кибершипионаж, и агитация-пропаганда, и внедрение в выборы, и экспорт коррупции – покупка элиты, ее шредеризация, есть даже такой термин на западе; и поощрение разных экстремистских движений и партий, неважно, какой направленности, лишь бы происходила дестабилизация.

– А зачем? Это особый путь такой – навредить другому?

– Нет, особый предполагает, что есть и общий, а мой вывод таков, что у человечества нет ни общего пути, ни особого, есть разные пути. А оставить запад в покое тоже нельзя – тогда будет подрываться собственная легитимность. Это очень важная вещь – законность, оправданность собственного правления, собственного авторитарного государства – чтобы все смирились с присвоенными им полномочиями. А альтернативные системы показывают, что возможен иной образ жизни с более высоким уровнем благосостояния во всех измерениях. Это негативно влияет на восприятие собственного социального порядка. Поэтому надо постараться создать максимальные проблемы тем, кто этот порядок представляет.

– А не получится ли, что российская система, основанная на коррупции и хищническом отношении к природным ресурсам, просто погубит страну? Вот пол тайги уже вырубили, Байкал под угрозой, мусорные полигоны отравляют и воду, и воздух.

– Да, все это есть, но ресурсов у России еще много. На мой взгляд, система еще не пришла к своему общему кризису, она еще воспринимается если как вполне терпимая. Любые перемены связаны с издержками, а чтобы началось движение против системы, люди должны перестать считаться с издержками перемен. А пока у нас "лишь бы не было войны" – система будет существовать. Элита консолидирована, приняты меры, чтобы новый Горбачев не появился. Ведь в СССР, особенно брежневской эпохи, правила гражданская бюрократия, партийная. А сейчас управляет военная бюрократия, спецслужбистская прежде всего, и в ней расколы не происходят, и новые горбачевы не вырастают. Гражданская бюрократия оттеснена на второй план, тем же сислибам, системным либералам даются важные экономические участки, но в пределах узких полномочий – чтобы все окончательно не развалилось. Но ключевые точки контролирует силовая бюрократия, поэтому, повторяю, новый Горбачев не появится.

– Как-то совсем безнадежно…

– Ну, а какие могут быть надежды в наше время? Возьмем Венесуэлу – казалось бы, харизматический Уго Чавес умер, сопротивление колоссальное было, а Мадуро сидит и сидит себе. В стране, где настоящая экономическая катастрофа.

– Что могло бы помочь Росси вырваться из порочного круга?

– Мой коллега по Европейскому университету Владимир Гельман тоже недавно книгу написал, но он оптимист и закончил ее словами "Россия будет свободной". А я сказал ему так: если свободной, то не Россия, если Россия – то не свободной. То есть пока эта империя существует от Уэлена до Калининграда, она не может быть свободной демократической страной. Если мы вообразим ее преобразования в этом направлении, то увидим, что ткань начнет расползаться. Это уже было в 1990-х, когда распался СССР, это может продолжиться, но я не вижу в ближней перспективе наличия столь мощных сил, которые породят такой процесс. Разве что страна нарвется на такую же блокаду, как Иран. Да и это может сработать в пользу консолидации вокруг власти и силовой мобилизации. В сухом остатке: прогнозировать социально-политические изменения невозможно, но представить себе нынешнюю территорию России свободной, демократической, конституционной – мне не удается. Это выше моего воображения.

Татьяна Вольтская