Общественно-политический журнал

 

Второе пришествие в Иерусалим

Честно признаюсь, в Израиль меня особенно никогда не тянуло. Может, потому, что уровень любопытства вполне был насыщен рассказами десятков знакомых евреев, которые, даже будучи патриотически настроенными, рисовали картинки, не вызывавшие восторга. Жара. Выгоревшая зелень. Дороговизна. Тель-Авив, в котором архитектурных шедевров и изысков по определению быть не могло. Ведь строить его начали лишь в начале прошлого века в неприхотливом котеджном стиле массового жилья «баухаус», который теперь пытаются разбавить стеклянными клыками небоскребов. Но даже и в древних городках типа Кессария, Акка или Назарет нет  шедевров, подавляющих Европу или ближневосточных соседей вроде Египта, Сирии или Ливана.

Если чем и манила, будоражила воображение Земля Обетованная, то именно своей «святостью». Что это такое, какие душевные, эстетические и, быть может даже – физические ощущения и реакции она вызывает? – такого рода вопросы ассоциировались с именем этого государства. Именно ассоциировались только – потому что такое понятие как Иерусалим в сознании никак не желало умещаться в рамки пограничного и вообще – географического пространства. Оно требовало категорий совсем иного масштаба - пуп земли, цивилизация, космос…

Поэтому первое погружение в него было в состоянии ребенка, которого привезли на экскурсию в Зазеркалье, в Страну Чудес. Помню, какое воистину детское волнение охватило, пока туристическая группа подтягивалась из автобуса к Яффским воротам. И с каким придыханием глаза и уши впитывали на каждом шагу все, что ни попадалось. Удивляло все. В том числе и то, что за стенами Старого города была отнюдь не сплошная мистика и религиозный дух, а текла обычная бытовуха. И дома в нем в массе своей обычные – трех и даже четырехэтажные, и кофейни и кафе, в которых местные жители курят кальян и режутся в шашки - на каждом шагу. А обычные улицы сменяются длинными проходами, на сотни метров превращенные в сплошную южную барахолку, где рябит в глазах от обилия чеканки, ковров, украшений и сувениров. Помнится, первое сравнение, которое пришло на ум, было: как похоже на Дубровник внутри его крепости.

Удивляло все: белье, развешанное на веревках, запах жареного мяса из подъезда, цикламены и фуксии, свисающие с подоконников, женщины, понуро бредущие с пакетами, набитыми едой из магазина ...И дивило именно сочетанием обыденного и того вечного и загадочного, которое таила в себе концентрация самого сакрального четырех религий, соседствующих здесь близ друга за решетками и стенами, порою весьма условными и прозрачными.

Ну, а когда вступили под темные своды Храма Гроба Господня и попали в благоговейную атмосферу свечей, ладана, шепотов и особого блеска человеческих глаз вкруг кувуклии, и начались хождения от спусков в часовню Св. Елены до подъема на Голгофу. Когда  оказались в горенке у ниши, где проходила Тайная вечеря, и у акации, где вздернулся Иуда. Когда проехали над расщелиной «гиены огненной», увидели полые, но все еще живые оливы Гефсиманского сада, которым, как утверждают ученые, около тысячи лет. Когда спустились по 48 ступеням подземелья, в которой упокоена Богородица, и по которым ступали сандалии царицы Елены... Тогда и вовсе овладели чары, погрузившие в состояние, в котором толком не могу разобраться до сих пор. Но если его описывать, то просятся слова из ряда, который, опять же, больше всего подходит для эмоций ребенка: робость, открытость, доверчивость, изумление, восхищение...И лишь насилуя себя эрудицией и трезвостью ушлого взрослого человека, подбираешь себе формулировки, подобающие ему. Типа – это было преклонение перед мощью пластов человеческой культуры, отступление скептического разума перед обаянием древней простоты невероятной сложности, ощущение духовного единства и родства человечества и еще Бог знает каких вывертов образованщины.

Но это потом. А тогда хотелось верить, что деревья – вечные, что каменный символ «пупа земли» посреди храма Патриарха - в центре мира, а благодатный огонь перед Пасхой в Храме Гроба Господня, действительно, сходит с небес. И это при том, что, нырнув в интернет, даже самому ленивому сегодня можно легко найти десятки разумных толкований подобного рода символов и чудес. Но тогда сами сомнения такого рода отвергались нутром как мелочность, пошлость и еще что-то из этого рода, что почему-то ассоциировалось с библейским термином «гордыня». Все они словно растворялись, как пар изо рта, когда в тесном дворике Храма увидел пестроту лиц и одежд, словно собранных – каждой твари по паре - в Ноев Ковчег со всего мира. И ощутил источаемую ими энергию, настроенную на одну волну – смирения и благоговения перед тем, что не укладывается в привычное и обыденное. И получал восторг от того, что и твоя душа настраивается на эту частоту.

Что это было – наваждение? Наркотический кайф? Отравление, подобно тому, как бывает от чистоты горного воздуха? Говоря красивым слогом, возникал образ чаши со свечой, которую хотелось бережно носить в себе, трепеща, чтоб не задуло.

И еще остался болезненно дискомфортный осадок неполноты, недобора, незаконченности той экскурсии – самой необычной и важной из всех, что случались за долгие годы разнообразных странствий...

***

Именно этот – иерусалимский мотив – стал основным и по сути – единственным, сорвавшим в экспромт второй поездки в Израиль. Добрать, добродить в себе и разобраться с загадкой прошлого состояния!

Вот только, как это часто бывает при повторах, лучше б не переедать ...

Как-то все сразу пошло наперекось. Не понравилась гидша. В отличие от нашего тогдашнего Жоры, который с первой фразы опьянил идеальным коктейлем из эрудиции, увлеченности и юмора, она раздражала сладеньким сюсюканьем полного равнодушия профи, до автоматизма усвоившего все – от содержания и жестов до графика и темпа движения. По совокупности это рождало ощущение стадности самой низкой пробы. Словно ты не в царстве Вечного, а в каком-нибудь павильоне выставке достижений народного хозяйства. Посмотрите направо-взгляните налево!

При этом перли в глаза, раздражали типичные атрибуты туристического бизнеса. Все эти стандартные торгашеские прилипучки, отнимающие не только деньги, но и драгоценное время. Будь то сувенирный магазин в самом начале экскурсии, на который отводится полчаса, а фактически – до последнего покупателя. Или эта гнусная в своей пошлой аляповатости забегаловка «Элвис», где кофе стоит пятнадцать шекелей, потому что продается только вместе с «сувенирной» кружкой, словно для издевки столь безвкусной, что ею хочется стукнуть бармена по башке. Особенно когда, даже не таясь, гидша вместе с кофе принимает от него откат. В прошлый раз такое не то, чтобы не замечалось, но не цеплялось, проплывало мимо нервных окончаний души, перемалывающей большие впечатления и думы.

Но если бы только это. Изменился сам ракурс восприятия. Странным образом все эти своды, ступени, иконы, лампады, стены, эти места, одни названия которых должны приводить в трепет, превратились в обычные объекты культурных архетипов для туристических зевак. А пестрая публика, растекающаяся между ними – всего лишь в толпу, собравшуюся на международную тусовку – ярмарку, фестиваль, форум. Их лица утратили флюиды благодати и смущения перед Высшим и Неведомым, ощущавшиеся в первый раз. Теперь все это казалось уже дежурными масками не то, чтобы притворства, а обычного культурного такта, стандарта поведения в определенных «общественных местах». Как привычка креститься при входе в храм или не шуметь, не хохотать в нем. В то же время взгляд и слух фиксировал и цеплял алчный блеск азарта в глазах при виде «аттракции», толкотню и злобное шипение там, где возникали очереди…в общем, обычное возбуждение на раскрученных аренах туристического паломничества.

Объяснить такую перемену в себе неудачей с гидом или повтором можно едва ли. Повтора практически не было, потому что маршрут был на две трети расширен за счет еврейского и отчасти мусульманского кварталов. А в Храме Гроба Господня время, пока группа выстаивала очередь к праху Христа, было использовано, чтобы обследовать католический предел и другие закоулки, куда не попали ранее. Да и вообще: думаю, что если бы гидом вновь оказался Жора или некто, равный ему, то раздражал бы повтор именно этого.

***

Размышляя над этой внутренней метаморфозой, вот примерно к чему пришел. Во-первых, сработал «эффект ожиданий». Суть его проста и всем известна из собственного опыта: чем больше зазор между ними и реальностью, тем больше разочарование. Иерусалим – случай особый, экстремальный. Главная особенность здесь в том, что ожидания здесь обильно пропитаны мистикой, таинствами, символами. И адресованы они отнюдь не к «архитектурным достопримечательностям», по поводу которых в эпоху интернета какие уж могут быть сюрпризы. Адресованы они к твоим собственным ощущениям, переживаниям, которые ты связываешь с соприкосновением  с сакральным. Проще говоря, едешь ты в Святой город не для того, чтобы полюбоваться шедевром зодчего или иконописца, а ощутить энергетику помещений и камней, хранящих следы и слова библейских героев. Именно на них и на информацию гида (но не на тембр голоса или изящность его речи), на собственный душевный настрой сконцентрировано твое внимание, когда ты здесь впервые. Тогда ты здесь был еще в состоянии перехода от образов и тайн к их материальности в камне или дереве, воздуху и запахам, к психологической атмосфере. И вся людская карусель, ажиотаж и обыденность обтекали тебя, будучи незамеченной из-за того, что ты застрял в этом переходе. А когда он завершился, и весь запас открытости к мистическим иллюзиям иссяк, и зрения из внутреннего обратилось в более естественное – внешнее, то сразу же открылась панорама огромного, раскрученного за последние пару веков политического и делового бизнеса.

Здесь – в пантеоне высочайших сакральных ценностей, давно превращенных в ярмарку зрелищ, быстро приходит ощущение, насколько внешняя, материально-ритуальная атрибутика религий бывает фальшива и второстепенна для души и веры. Как легко она утрачивает свое влияние на них, как только убрать с нее пыль времен и налет воображения. Возможно, снять это противоречие помогли бы хождения по этим местам одному. Дикарем. Об этом, кстати подумалось после первого пришествия. Только и тут возникают сомнения: ведь заблудишься, запутаешься, начнутся сомнения, расспросы у тех же гидов…

Можно, конечно, и в толпе быть одиноким, словно йог, укрывшись в себе, в камере своего мирка, бездонного, как Вселенная. Но тогда приходишь к парадоксальному резюме – не лучше ли Гефсиманский сад на Масличной, где Иисус так по-человечески трогательно плакался перед Отцом своим о страданиях, которые его ждут, и Голгофу, на которую взошел, рисовать в своих фантазиях. Или хотя бы с подачи талантливых художников. Но не превращать их в метры и шаги, упакованные в камень и тонны ритуальных украшений. Или в сведения экспертов, устанавливающих с помощью суперсовременной физики  возраст деревьев.

Ведь если «мой Бог сидит во мне», зачем мне религия вообще? С ее процедурами, богатствами и аттракциями? С роскошью символов и ритуалов, в которые облечены следы и лики святых и их заповедей? Не проще ли и честнее их принимать всего лишь как творения рук мастеров и художников, меценатов и их капиталов. И не заморачиваться, взбивая в себе пену особых чувств, пытаясь совместить туризм и веру. Даже если объект твоего маршрута зовется Иерусалим.

А приобщаться  к Богу или тому, что его замещает, лучше всего в степи под бездной небесной.  Или даже с балкона. Были бы тишина и звезды!

Владимир Скрипов