Общественно-политический журнал

 

Люди не верят в возможность перемен. Страх заставляет молчать

23-летнюю Марию Мотузную из Барнаула судят за картинки в соцсетях – ей грозит до шести лет лишения свободы по двум статьям: "Нарушение права на свободу совести и вероисповедания" и "Возбуждение ненависти либо вражды". Мемы, сохраненные на ее старой странице во "ВКонтакте", якобы оскорбили двух девушек, которые написали заявления в правоохранительные органы.

На одной из картинок, которые легли в основу уголовного дела, изображены курящие монашки с подписью: "Давай быстрее, пока бога нет", есть здесь мемы с патриархом Кириллом, а также фото крестного хода, следующего по грязной дороге, которое сопровождается комментарием: "Две главные беды России". Сейчас Мария уволилась с работы, помогает подследственным по похожим делам и ждет суда.

– Недавно вы написали в соцсети, что силовики давят на ваших близких. Что именно происходит?

– Моей подруге позвонил участковый и сказал, что в отношении нее поступило заявление от одной из девочек-свидетельниц по моему делу из-за угроз. Но совершенно точно никаких угроз не было. Она даже не вступала с ними в контакт. Более того, участковый не хотел приезжать сам и настаивал, чтобы она пришла в отделение. Мой адвокат не рекомендовал этого делать. Участковый куда-то пропал на пару дней, потом снова позвонил и сказал, что подруга якобы делала какие-то репосты. Адвокат подозревает, что ее хотят таким образом заманить в отделение, чтобы ее слова использовать против меня. Правоохранители видят шумиху и ищут, что еще они могут добавить к делу, усилив мою вину. Кроме этого, из полиции звонили моей маме, которая сейчас в санатории, чтобы тоже куда-то ее пригласить для беседы. Она попросила ее не трогать.

– Как мама переживает все происходящее с вами?

– Мне за маму особенно больно. Я молодая, у меня крепкая психика, а она переживает гораздо больше меня. Для нее это большая личная трагедия. Дело в том, что она сама является верующим человеком, поэтому, казалось бы, должна поддерживать позицию верующих, но ведь я ее дочь. Она не одобряет публикацию картинок, но и не считает, что уголовное наказание здесь допустимо. Если бы я пришла в церковь и начала кричать, что бога нет, – это другое дело. У моей мамы много знакомых священнослужителей, они тоже жалеют меня и сочувствуют.

– Ваша мама узнала обо всем в день обыска 8 мая?

– Да. Получилось так, что меня просто выставили за дверь отделения полиции после того, как я все подписала. Я вышла, у меня не было денег на проезд, потому что никаких личных вещей мне взять с собой не дали. Мама работает рядом с отделением полиции, я дошла туда пешком и с порога разрыдалась. У меня началась истерика. Я сразу ей все рассказала.

– Что она вам сказала?

– Она была просто в шоке. Меня даже немного задела ее первая реакция. Она cпросила: "Зачем ты это делала?" Я тогда даже возмутилась: "Мама, что ты делаешь? Мне следователь задает такие вопросы. Разве это нормально, что мы живем в стране, где выложив картинку, можно ждать к себе полицию?" Потом она подумала над всем этим и попыталась встать на мою позицию. То же самое она говорила и про митинги: "Зачем ты туда ходишь?" Но это ведь ненормально, что я не могу выразить свою позицию. Мама переживает до сих пор. Она сама нашла историю Руслана Соколовского (блогер, который был осужден к условному сроку в 2017 году за ролик, в котором играл в Pokemon Go в Храме на Крови в Екатеринбурге), сама хотела написать в "Агору".

– Кем вы себя сейчас ощущаете: борцом, жертвой, подсудимой?

– Я не успеваю сейчас осмысливать это. Мне задают огромное количество вопросов. Я понимаю, что это важно, но не успела об этом подумать. Люди сами определили мне статус жертвы чуть ли не политических репрессий, "мученицы за мемы", в комментариях из меня делают "сойку-пересмешницу" (символ восстания в одноименном романе трилогии "Голодные игры"). На самом деле, я сейчас читаю материалы дела, где постоянно используются слова "обвиняемая" и "подсудимая". Наверное, именно так я себя сейчас чувствую.

– Вы говорили, что ваши счета в банках были сразу же заблокированы. Что с ними сейчас?

– Когда я забирала у следователя телефон, мы вместе ехали в машине и мне пришло сообщение от Сбербанка о блокировке средств. Я задала следователю вопрос о том, как долго это будет продолжаться. Мне ответили, что будут проверяться мои перечисления и поступления, после чего карту разблокируют. Но прошло уже три месяца, и карта до сих пор не разблокирована. Кроме того, я уже нахожусь в списке Росфинмониторинга как экстремистка. Однажды у меня появился повод подумать, что мой счет разблокировали, и я позвонила в банк. Мне пояснили, что карта, как и прежде, заблокирована по статье о спонсировании террористической деятельности. Я даже при желании не могла это сделать. У меня нет таких больших доходов. Не знаю, какие на то требуются суммы, но я бы просто не потянула.

– Вам финансово помогали обычные люди. Сейчас эта помощь продолжается?

– Мы зарегистрировали кошелек PayPal. На данный момент мне прислали порядка 25 тысяч рублей и продолжают присылать. Я периодически проверяю баланс и вижу, что стало на 500 рублей больше, еще на сколько-то, не трачу эти деньги, понимаю, что нужно будет оплачивать экспертизу. Свои расходы я намереваюсь в дальнейшем освещать в соцсетях.

– Как сейчас проходит ваш обычный день?

– Я не могу назвать обычным все, что сейчас со мной происходит. Вчера я проснулась и сразу поехала за паспортом, который отдавала для оформления загранпаспорта. Затем в суд, чтобы отфотографировать дело для своего адвоката. Вернулась домой, потом встретилась с человеком, который хотел дать мне денег и посочувствовать. Вечером я смогла увидеться с друзьями на дне рождения. Сегодня у меня с самого утра расписаны интервью и съемки – все в бешеном ритме. До суда остается совсем немного, я почти не сплю. Мне очень страшно, я боюсь, что мне могут изменить меру пресечения на заключение под стражу.

– Ваши друзья на вечеринке могут обсуждать что-то кроме вашей истории?

– Я пришла уже в разгар праздника, что-то обсуждали, пели песни. Когда все поняли, что это та самая Маша Мотузная, то я почувствовала себя какой-то девушкой с картинки, где все собираются вокруг повествующего. Потом все это переросло в дебаты, как обычно, скатилось к спорам о политике. Я так устала все это обсуждать, что просто уехала домой. Не знаю, о чем говорят, когда меня нет, но когда я есть, все, конечно, обсуждают мое дело.

– Когда вы решили начать описывать все происходящее в Твиттере, рассчитывали на такой эффект?

– Обо всем этом знал очень узкий круг моих друзей и близких, и я не собиралась распространять информацию дальше. Я не знала, как к этому отнесутся люди в маленьком городе, просто сидела и ждала суда, но вдруг прочитала в Твиттере, который мне всегда был интереснее других соцсетей, статью Ильи Варламова про пытки в тюрьмах. Речь шла не только о ярославском случае (видео, на котором сотрудники исправительной колонии №1 Ярославской области бьют заключенного. – Прим. ред. С.Р), но о целом ряде ситуаций, от которых у меня просто навернулись слезы. Я представила, что это вполне могло произойти со мной, если бы я отказалась подписать протокол. Казалось бы, кому я нужна? Но ведь ничего нельзя исключать. В нашей стране никто не защищен.

Мой тред в Твиттере был адресован моим друзьям, аудитории, которая меня читает, чтобы они почистили свой контент в соцсетях, чтобы знали, что делать в таком случае. Спустя примерно сутки мой телефон начал беспрерывно выдавать сигналы уведомлений. Разрасталась ветка в Твиттере. У меня бы шок! Я не то что не планировала всего этого, но даже если бы планировала, то не ожидала, что история получит такой резонанс. Только что мне сбросили статью из какого-то литовского издания на английском, обо мне писали в Германии, в Эстонии. Я не знаю, как передать свои эмоции по этому поводу.

– Вам приходили сообщения и ретвиты очень известных людей. Чье внимание вам было ценнее всего, воодушевило продолжать борьбу?

– Меня очень обрадовало, когда меня ретвитнул Алексей Навальный, Леонид Волков, когда обо мне упомянул Александр Невзоров. Очень значимым был момент, когда Евгений Ройзман написал мне в личку: "Держись. Слежу". Я ответила: "Спасибо вам". Он написал: "Обнимаю". Я была не то что тронута… это просто не передать словами. Я в принципе всегда читала Ройзмана твиттер, и он мне всегда нравился. Это его сообщение было очень значимым.

– Вы давно интересуетесь политикой и политиками?

– Мне было 18 лет, когда я узнала, кто такой Алексей Навальный. О нем мне рассказал один знакомый. Я следила за тем, как идет дело "Кировлеса". В студенческие годы все это забылось, но снова интересоваться этой тематикой я начала в преддверии президентских выборов. Я следила за кампанией Алексея в 2017 году, хотела работать в штабе Навального в Барнауле, но к тому моменту уже нашли человека на эту вакансию. Несколько месяцев я делала репосты, ретвиты, сторис в Инстаграме, ходила на митинги, выкладывала у себя на стене видео, когда Алексей выступал, стоя на большом сугробе в Барнауле. Я это выложила с комментарием: "Знакомьтесь, будущий президент Российской Федерации". Куда бы я ни приходила, началась дискуссия о том, кто за Путина, кто за Алексея. После выборов я стала меньше мониторить эту тему, потому что руки опустились у всех. Я не перестала положительно оценивать его деятельность, но у меня появились свои заботы. Я была поражена, когда он сделал ретвит, потому что была уверена, что ему уж точно не до меня.

– Что именно вас привлекает в деятельности Навального?

– Мне нравится его позиция в целом. Сама идея борьбы с той ситуацией, когда выбора нет, привлекает. Будь на месте Алексея другой человек, который выступал бы за права и свободы человека, я бы поддерживала его так же. Человек должен быть защищен своим государством, иметь какие-то льготы за те налоги, которые он платит. А сейчас у нас нет никакого выбора, люди просто каждый день получают одну новость за другой, что жить становится все хуже, но никто не возражает. Мне кажется, так не должно быть.

– У вас не было желания поработать волонтером?

– Я была зарегистрирована в числе волонтеров, приходила на митинги, но на встречи не попадала из-за работы. Да и это все же Барнаул – какой-то серьезной деятельности штаб здесь не вел. Были кубы, агитация, но в итоге штаб вообще закрылся. Все утихло, но я надеюсь, что это не надолго. Алексей же создает свою партию, и надеюсь, что хотя бы в этом ключе получится пробиваться.

– То есть теоретически у вас были основания думать, что эти преследования являются результатом вашей политической активности?

– Были скорее какие-то маленькие зацепки. Например, есть паблики "РосПил" и "Политюмор". Так вот "Политюмор" сделал репост с моей страницы какой-то картинки. Я уже ее не помню, там были две какие-то уточки, которые друг друга обманывают. "РосПил" сделал репост этой картинки из "Политюмора". Так моя страница засветилась в этой группе. Возможно, правоохранительные структуры мониторят подобные сообщества, их активность, участников, комментарии. Картинка была как раз из того самого альбома, который проверяли оперативники. Они, наверное, просто перешли по ссылке, открыли альбом и начали смотреть картинки. Я там же выкладывала и поздравление с днем рождения для Алексея Навального. В общем, было нетрудно понять, каких взглядов я придерживаюсь.

– Как вы считаете, кто выигрывает от ситуации, в которой оказались вы и остальные такие же подсудимые и подследственные по делам о картинках "ВКонтаке"?

– Я думаю, что власть выигрывает. Мне до сих пор люди пишут фразы вроде: "Пошел удалять картинки". То есть это реально пугает людей, а страх заставляет молчать. Я не думаю, что те, кто испугались, прочитав мою историю, выйдут на улицу, чтобы митинговать. Это и есть та цель, которую преследуют власти.

– Ваше представление о границах свободы слова в России после столкновения с правоохранительной системой как-то изменилось?

– Я вообще не вижу фразы "свобода слова" и "Россия" в одной строке. Это было очень давно, наверное. Сейчас я вообще не представляю свободомыслия в СМИ, у журналистов на федеральных каналах одна генеральная линия.

Я слышу о том, как к людям приходят домой, выбивают двери, сажают в тюрьму, но мне казалось, это касается только тех, кто реально угрожает власти. Но оказывается, что нет. Я не несла в себе никакой угрозы, но выяснилось, что вообще любое инакомыслие, отклонение от общего курса преследуется.

Возможно, вам важно будет знать... когда я была на допросе, то меня спросили про митинг, который проходил у нас 5 мая (всероссийская акция протеста "Он нам не царь", организованная Алексеем Навальным). Они сказали, что на этих митингах "наших" больше, чем "ваших", просто они ходят в штатском. Я сказала: "Ну, раз вас больше, то неужели вы меня там не видели?" На самом деле меня там не было, но мне просто показалось это смешным.

– Я правильно понимаю, что в ходе допроса какого-то давления на вас не оказывали в силу того, что вы все подписали и на все согласились?

– Я подписала и согласилась, потому что меня жестоко обманули. Конечно, это мое упущение. Я совершенно юридически не подкована, не знаю всех этих моментов. Мне пояснили, что в случае явки с повинной мне дадут исправительные работы и якобы это не судимость. В моем представлении это означало, что сейчас меня отпустят, максимум отправят красить бордюры. Я покрашу и отделаюсь "легким испугом". С этими мыслями я подписала все, желая избежать судимости и проблем с законом. Только спустя какое-то время я поняла, как жестоко меня обманули.

– Не было ощущения, что все это какая-то шутка и происходит все это не с вами?

– У меня до сих пор такое ощущение. Когда мне впервые показали постановление, где был обозначен адрес моей страницы "ВКонтакте", формулировка "Унижение негроидной расы" – я рассмеялась. Я начала ссылаться на то, что у меня другая фамилия, что страница удалена. На что мне заявили: "Думаешь, если удалила страницу, то избежишь ответственности?" За что? Это просто картинки! Но дальше начался обыск. Я все пыталась шутить о том, что российские госслужащие, наоборот, должны ненавидеть американцев, интересовалась, не из-за Навального ли все это? На что мне порекомендовали не рыть себе могилу.

– Как все происходящее с вами сказывается на вашей работе?

– Когда все это началось, у меня в планах был отъезд в Китай. Я планировала работать там учителем английского языка. 10 мая я должна была забирать паспорт и подавать документы на визу. У меня был налажен контакт с человеком из Китая, четкий план. Не было у меня и раньше желания оставаться в России. По образованию я технолог индустрии досуга, но вполне могла бы преподавать английский в детском саду. Эта работа хорошо оплачивается.

Пока я ехала на допрос, все эти планы рухнули. Я поняла, что ни в какой Китай я не поеду. Пока длились все эти следственные действия, у меня была полная апатия и депрессия. Работа – было последнее, о чем я думала. Следователь настойчиво посоветовал мне трудоустроиться, потому что если мне присудят штраф, то нужно, чтобы я могла его оплатить. Через свою подругу я нашла работу администратора в отеле. Там изначально были в курсе моей ситуации, но потом я уже не смогла разделить работу и тот поток информации, который на меня свалился. Я погрузилась во все это, поэтому буквально на днях уволилась сама. Работодатель спокойно отнесся к моему решению.

– Блогер Руслан Соколовский, судьбой которого вы интересуетесь, сказал, что намерен отказаться от российского гражданства, когда истечет его условный срок. Что вы думаете о таком решении?

– Я не могу знать, когда все это закончится и как. Если к тому моменту в стране будет такая же обстановка, что и сейчас, то я не вижу смысла здесь оставаться. Отказываться от своего гражданства это слишком радикально, оно мне не мешает, у меня здесь друзья и близкие, но уехать куда-то я хотела бы, безусловно. В принципе, мне этого всегда хотелось. Вообще, мне кажется это ненормальным, что каждый хочет уехать из России. Вряд ли европеец скажет такое, а если и скажет, то это не будет мотивировано ситуацией в стране.

– А вы верите в то, что в обозримом будущем в стране что-то может поменяться к лучшему и эти разговоры про "пора валить" станут неактуальными?

– Как вы понимаете, сейчас не в моих интересах делать какие-то громкие заявления, но я просто выскажу свои мысли. Мой знакомый блогер сказал, что за мои картинки меня стоило бы посадить на электрический стул, но по-моему, электрический стул – это слишком современно для нынешней обстановки, по законам Средневековья лучше сжечь меня на костре. Шутки шутками, но ведь вокруг полный абсурд. Вы заметили, что происходит? Пенсионный возраст, НДС, цены – и моя ситуация в качестве финалочки. Я представлю, что сейчас испытывают люди, которых волнует их будущее. Эта реформа напрямую касается моей мамы, например. Она вышла на пенсию в этом году, но со следующего года она не сможет и работать, и получать пенсию. Если ее лишат пенсии, будет очень сложно. Мама всю жизнь отработала на государство в художественном музее. Как она будет жить на эти 8 тысяч рублей? Что-то должно измениться. В стране необходимо что-то менять.

– Но ведь ваша мама едва ли пойдет на митинги...

– Она не то чтобы боится. В ней просто нет бунтарского духа, как и в большинстве людей. Они настолько подавлены этой ужасной жизнью в течение долгих лет, что просто нет сил. Люди не верят в возможность перемен. Я с мамой очень много спорила по этому поводу, даже отговорила ее идти на выборы. Она не видела альтернативы Путину, но ведь в таком случае можно просто остаться дома. В итоге мы обе не ходили на выборы. Сейчас, я думаю, она особенно обозлена на все это – ее единственного ребенка пытаются посадить в тюрьму, надеюсь, на этом фоне что-то поменяется у нее в голове. У мамы очень большой круг общения по всей стране – она тоже сможет на кого-то повлиять. Это единственная хорошая сторона во всей этой истории.

– Вы общаетесь с Даниилом Маркиным, вашим земляком, которого тоже привлекли за картинки. Не было ли у вас желания создать какое-то сообщество, объединить больше людей с таким же проблемами, как у вас?

– Наше сотрудничество с Даниилом принесло свои плоды в первый же день. Он написал мне одним из первых. Мы встретились, и выяснилось, что у нас в делах общие заявительницы – лучшие подружки, которые еще и учатся вместе. Для моего адвоката это был настоящий подарок. Выяснилось, что еще и в Заринске они успели написать заявление на одного человека. Про какие-то сообщества говорить рано, мы об этом не думали, но если я кому-то могу помочь, то почему бы и нет. Я действительно постоянно связываю людей с журналистами, помогаю обратиться в "Открытую Россию". Я сейчас получила возможность кому-то помогать, и если не воспользоваться ею, это будет глупо с моей стороны.

– Я видела, что вам советовали конвертировать свою известность в то, чтобы стать моделью или блогером. Что вы сами думаете об этом?

– Общественная деятельность была бы мне очень интересна, но таких предложений мне не поступало. Если такая возможность будет, то я с радостью нырну в это с головой. Все сейчас говорят, что я хайпанула, но мне на этих людей хочется кричать. Потому что я этого не хотела, и я от этого не кайфую. Мне ведь и плохое тоже пишут, а в моей ситуации это дополнительный стресс. Иногда по вечерам я начинаю плакать от нервного истощения. Извлекать какую-то выгоду я не буду, потому что я в принципе такое не поддерживаю. Даниил сейчас говорит в своих интервью какие-то резкие вещи, но у меня тотально другая точка зрения – я не хочу выглядеть зазвездившейся девочкой.

Ксения Смолякова

По этой теме:

Джордано Бруно из Барнаула: «Всем привет, меня зовут Маша, мне 23 года и я - экстремистка»