Общественно-политический журнал

 

Рев племени

Политику Андрея Козырева, первого министра иностранных дел послесоветской России, многие считали низкопоклонством перед Западом. Ельцин снял его, чтобы не доводить дело до драки между совками-националистами и демократами, тоже совками – а кем же еще по тем временам? Не всем было легко признать, что такие уступки Кремля – это и есть долгожданное демократическое поведение.

 Вскоре после своей отставки Козырев заявил, что его политика обязательно вернется, и будет это через три года, потому что ей нет разумной альтернативы. Она-таки неистребима, вера в прогресс, в случайность всего плохого, в закономерную неизбежность всего хорошего.

Ну, что может быть лучше честной дружбы с богатым, сильным, свободным, щедрым? Не заносись перед ним, не груби ему, не ловчи, не старайся что-то урвать – сам даст. Козырев учел все выгоды этой линии и спокойно предрек возврат к наметившейся при нем норме.

 Как бы не так! Через три года последовал разворот над Атлантикой – самый пошлый из российских разворотов в истории, бросок на Приштину – самый потешный из бросков. Можем представить себе, как метался Козырев. "Ну, что вам это дало, дураки? Давайте теперь считать, что потеряла Россия". – "Зато мы приобрели самоуважение". – "Но ведь самоуважение только тогда чего-то стоит, когда и другие вас уважают. Над вами смеются. Решено не обращать на вас внимания, как будто вас нет". – "Ерунда! Главное – что мы для себя есть". И берет генерал Ивашов гитару, и поет песню собственного сочинения (что ни генерал, то поэт, на худой конец – прозаик).

Изменят мир грядущие года
 И станет век добрее и красивей,
 Америки закатится звезда,
 На небосклон взойдет звезда России.

 Бывший министр Козырев не учел глубины и свежести этих чувств своего народа.

 Или вот Горбачев. Тоже пророк в своем роде. Все не мог поверить, что СССР распался и что это навсегда, долго торжествовал: "Страна-то существует!", ожидает и сейчас, что еще чуть-чуть и возникнет новое "объединительное движение народов" (таким выражением советская пропаганда объясняла собирание империи после 1917 года). Михаил Сергеевич не учитывает, в общем, того же, что некогда Козырев. Послушать хотя бы разговор о мигрантах. По крайней мере, в Москве это главный из современных русских разговоров. Что-что, а такие слова, как "понаехавшие", бывшие советские народы наматывают на ус. Загнать их в общий лагерь можно только силой, а силы нет – даже предвидящих ее нет.

 Ну, а что такой предсказатель, как Гайдар? Он, по его словам, заметил интересную и многообещающую связь между реформами в Польше и в России. Россия следует за Польшей с лагом в три года. Доложив в 2000 году о своем открытии, Гайдар заявил, что через три года Россия осуществит реформы, которые сделают ее современной демократической страной.

 Как бы не так! Гайдар делил людей власти на более грамотных и менее грамотных, хотя знал, конечно, что есть среди них и негодяи. Сокрушался, что России слишком дорого обошлось обучение Черномырдина азам экономики, что у того не хватило любви к Родине, чтобы избавить ее от таких затрат и потерь, но в целом исходил из того, что верхушка заботится в первую очередь все-таки о стране, а не о себе. Гайдар не учел, что в первых рядах идут самые большие рвачи и честолюбцы, отчего и не будут следовать за Польшей. Алчность и честолюбие, конечно, не патриотизм, но тоже нечто внерассудочное, тоже чувства, тоже страсти. Да, российский экономист и политик не увидел того, что после ряда лет наблюдений констатировал, например, московский корреспондент американских газет Дэвид Саттер: "Узкая группа лиц управляет страной в своих личных интересах".

 Гайдар думал, что им больше всего не хватает знаний, американец же обнаружил, что – совести. Итак, живем прогнозами, но при составлении их мало учитываем психологию. В какой-то мере это традиционное, от классового подхода, от увлечения экономическим детерминизмом, от шестидесятников позапрошлого века, от нетерпеливых читателей "Дела". Вот упадут доходы на нефть, вот то, вот это… Всё – материальное, осязательное, злободневное. А ведь уже в первом многолюдном ходе семнадцатого года в Москве чуткое ухо умного современника расслышало "рев племени", а не только и не просто "эксплуатируемых классов". Страсти, страхи, предрассудки, да и кураж, кураж, особенно возвышенный, как на Болотной, – все это всегда с нами, всегда наготове и вмешивается в ход событий не так и не тогда, как и когда кому-то хотелось бы. Умудренные своими и чужими ошибками, убеждаем себя, что готовы ко всему, а на самом деле, слава Богу, не готовы ни к чему.

Анатолий Стреляный