Общественно-политический журнал

 

Власть совершила антиконституционный переворот

Если говорить о соответствии политической практики нашей российской Конституции, то власть осуществила конституционный переворот. Звучит это очень парадоксально. Я говорю «конституционный переворот», который одновременно является антиконституционным. Звучит совершенно убийственно. Тем не менее, все законы, которые власть напринимала, и все действия власти, которые она осуществляет на практике, - и обыски, и репрессивные меры, задержание до вердикта суда и так далее, они являются игнорированием, более того, уничтожением двух первых статей российской Конституции.

И прежде всего статьи российской Конституции о том, что власть принадлежит народу, народ является основным источником власти. И брошены в корзину основные статьи – о свободе собраний, митингов, о свободе информации – об основополагающих правах и сводах российского гражданина. Эти статьи Конституции уничтожены.

Таким образом, власть совершила антиконституционный переворот.
 Но в Конституции есть также глава об организации власти, в которой все основные полномочия даются президенту. И у президента может возникнуть искушение, и оно у него возникло, как и у Ельцина, выйти за пределы каких-то ограниченных своих полномочий и отбросить права и свободы.

Российское самодержавие уже заключено в этой организации власти. И в организации власти заключена возможность отказа от всех других статей и глав Конституции, от прав и свобод. Поэтому то, что произошло – переход относительно мирного, относительно мягкого режима, авторитарного режима, но который допускал существование гетто, и нас с вами в этом гетто, и мы могли еще попискивать, режим перешел от мягкого авторитаризма к достаточно жесткому, традиционному авторитаризму с возможностью усиления диктаторских полномочий власти. И все это произошло в рамках сохранения одной главы Конституции – организация власти.

Если мы немножечко поднимемся над этой тенденцией – изменение режима, причем способом достаточно жестким, очевидным и быстрым – в течение двух месяцев, мы можем оценить произошедшее еще и под другим углом. Я не хочу говорить пафосно и выглядеть пафосно, но недавно я перечитала одного известного историка, который сказал: «Великие события подкрадываются незаметно для их участников». И мне представляется, что за последние 6-8 месяцев мы с вами, со страной, с государством, незаметно вошли в совершенно новое качество развития. Россия дошла до конца тупика, уперлась в стенку, и теперь возникла перед нами возможность либо гнесть окончательно и до конца дальше, либо возникла возможность великого перелома – перехода из неправовой реальности, в которой мы жили, и в которую режим нас хочет загнать еще дальше, в правовое государство.

Если мы вспомним историю, то дважды на протяжении прошлого века мы переживали великие события, и мы считали, что это были переломы – 17-ый год, Октябрьская революция, 91-ый год, распад Советского Союза. И каждый раз потом оказывалось, что речь идет о великом событии, которое стало просто воспроизводством того же самодержавия, только в другой форме. То же самое произошло и после распада Советского Союза. Российская элита воспроизвела самодержавие, отбросив советское государство, отбросив старую государственность. А после этого, в течение последних 17 лет этому самодержавию делали банки, делали припарки, делали мейк-ап и так далее, чтобы заставить его выглядеть цивилизованным.

А сейчас и внутри правящего класса, и внутри значительной части общества, по крайней мере, той части, которую мы называем думающим обществом, средними слоями, интеллектуалами и так далее, вот в этой части населения, да и внутри бизнес-элиты уже, я думаю, произошло осознание того, что самодержавие себя изжило, что оно не может дать России развиваться динамично, что эта форма жизни России исчерпала себя, и нужно из этого выходить.

И последние события доказали это, может быть, население и не готово выйти на улицу, население в своей массе, провинциальная Россия, «вторая Россия», не городская Россия, и даже Россия не крупных городов, она, может быть, не готова выйти на улицу с этим требованием, но впервые Россия готова принять новые правила игры. Потому что даже простые люди, люди в Крымске, люди в Томске, которые сейчас задыхаются от пожаров, они сейчас мечтают о государстве, которое бы заботилось об их жизни, о правовом государстве, о борьбе с коррупцией. И это нормальные элементы нормальной жизни любого западного общества. И в этом контексте переход режима к откровенной репрессивности, свидетельствует о том, что власть по-старому управлять уже не может. И значительная часть населения уже не хочет жить по-старому. Налицо все признаки традиционной предреволюционной ситуации.

Антиконституционный, конституционный переворот, который совершил Кремль, он укладывается в те же рамки, в которых живет российская элита, которую российское общество пытается консолидировать на антизападной основе, в то же время, она – часть западного мира. И никогда в российской истории не было столь прозападной и западно-ориентированной российской элиты, интегрированной в Запад.

Раньше, при Советском Союзе двоемыслие было формой жизни, потому что были разные стандарты и так далее. А сейчас это двоемыслие сконцентрировано и в российской Конституции, и в способе выживания российской системы, и в способе выживания российского самодержавия. То есть это двоемыслие стало стандартом жизни, и одновременно это двоемыслие стало фактором, который играет роль бомбы замедленного действия.

Я могу использовать метафору для того, чтобы объяснить, что я имею в виду. Наша нынешняя власть пытается загнать нас в крепость и роет один ров, окружающий крепость, заполняет его водой, второй ров - из всех этих законодательных инициатив. А скоро будет еще и репрессивная практика правоприменения – третий ров. И при этом, пытаясь удержать нас внутри этой крепости, она хочет получить право выходить из этой крепости в любое время и наслаждаться жизнью вне пределов этой крепости. Такие крепости долго не живут. И такие системы, которые возникли в России, долго не существуют.

Сейчас проявляется очень интересная вещь, одна из важнейших и для нас, и для этой власти. Эта власть, замахнувшись, обязательно должна бить. Кто-то несколько лет назад сказал: если замахнулся, нужно ударить. И в этом логика этой власти. Она не может показаться слабой, следовательно, она должна бить. Но как бить, если она не знает пределов своих возможностей. Она не знает, может ли она опереться на силовые структуры, будут ли они лояльны этой власти. Она должна ударить так, чтобы ее лидеры и элита имели возможность выезжать за рубеж и в смокингах участвовать в европейских посиделках, обниматься с Ангелой Меркель.

И то, что сегодня происходит с девочками «Pussy», с Алексеем Навальным, а вскоре будет происходить с ребятами, которые сидят по делу о Болотной 6 мая, - это факт прощупывания властью тех пределов, тех флажков, за которые она не может выйти. И она до сих пор этого не знает. А для того, чтобы опробовать, ей нужны сакральные жертвы. Девочки из группы «Pussy Riot» - это тоже сакральная жертва, которая должна показать власти, обществу и окружающему миру пределы насилия.

Пока наша власть, Кремль не знает пределов нашего терпения. Мы не продемонстрировали ей, где та черта, после которой люди выйдут на улицу и потребуют. То есть эти пределы – сакральные жертвы – можем показать только мы. И может показать Запад. Запад начал демонстрировать тот факт, что у него терпение уже исчерпано - это « список Магнитского» и одобрение «списка Магнитского» ОБСЕ.

Проснулся российский православный фундаментализм, это правда, но одновременно проснулась и часть интеллигенции, проснулось творческое меньшинство, которое подписало письмо в поддержку девочек. Не все. Поэтому я с улыбкой сожаления слушала вчерашнюю информацию о том, что Гарик Сукачев, Лагутенко в Лондоне отказались выразить свое негодование, по крайней мере, возмущение самим процессом «Pussy Riot». То есть не все, конечно.

Но я хотела бы отметить одну любопытную вещь. Ведь «Pussy Riot» и весь этот процесс, в котором девочки ведут себя достойно, они удивительно достойно себя ведут, демонстрирует не только возрождение или подъем российского фундаментализма, который поддерживает власть. Он же показал и впервые столь очевидное слияние государства и церкви, кстати, очень невыгодное для церкви.

Но это же «поцелуй смерти» для церкви. Потому что власть заставила церковь стать репрессивным механизмом, используя церковное обоснование, используя якобы христианское обоснование, ведь власть заставила церковь и поручиться, и нести коллективную ответственность за репрессивные меры.

Молчание церкви – это легитимация государственного насилия, государственных репрессий в отношении этих девочек. И все это происходит сегодня, когда весь мир отмечает 50 лет с момента начала Второго Ватиканского Собора. Второй Ватиканский Собор сделал католическую церковь открытой, он обратил католицизм к миру и к человеку, он заставил католическую церковь подумать о свободах, о правах, о душе отдельного гражданина. А ведь до этого церковь была почти такая же, как и российское православие. Поддержка статус-кво. А после этого католицизм стал наиболее активной, наиболее динамичной мировой религией, он стал заботиться о личности, о ее душе. И не только смирение, но и милосердие, и прощение стали великими догмами католицизма.

Я сейчас вспоминаю польского папу Иоанна Павла II. Турецкий террорист, представитель группы «Серых волков» Али Агджа осуществил покушение на папу и оказался в тюрьме. Папа Кароль Войтыла был очень серьезно ранен. И именно Кароль Войтыла просил итальянского президента помиловать Агджу. И Агджа был помилован. И Войтыла пришел к нему в камеру, и они вместе сидели. Пришел Иоанн Павел II в камеру для того, чтобы сказать Агдже: «Я тебя прощаю. И я буду молиться о твоей душе». И это был великий момент для католической религии, для церкви и для самого папы. Вы представьте ситуацию, когда патриарх Кирилл приходит в камеры к девочкам...

Он упустил этот момент. Между прочим, это был великий момент, когда и сам Кирилл мог стать человеком истории, он мог поднять российское православие совершенно на новую высоту, сделать эту религию совершенно новой, современной, религией XXI века. А вместо этого Кирилл оставил и церковь, и православие в XVI веке.

У каждого президента была определенная идея президентства. Она была у Ельцина – демократия, борьба с коммунизмом. У Путина – идея восстановления целостности России, подъем с колен. У Медведева была идея модернизации. У нынешней власти, у нынешнего политического режима, у которого уже нет времени сделать себе мейк-ап, который уже выглядит достаточно неприглядно, нет никакой идеи, кроме одной – мы хотим выжить, мы никого не пустим, мы оберегаем свою ветку, мы оберегаем свой статус-кво, не трогайте нас.

А вот с такой идеей власть долго не живет. Но у меня нет излишнего оптимизма относительно того, что эта агония закончится очень быстро – завтра либо через 6 месяцев, либо через 2 года. Потому что есть несколько факторов, которые держат власть на плаву.

Во-первых, это деморализация политического класса, деградация элиты до такой степени, какой, пожалуй, даже не было в советские времена. Там все же была часть политической элиты, которая была заинтересована в каких-то принципах, во всяком случае, пыталась в них верить.

Во-вторых, это отсутствие серьезной, консолидированной оппозиции, которая бы предложила обществу новые правила игры.

В-третьих, это существование бюджета, который можно пустить на задабривание. Это те поплавки, которые сохраняют эту власть на поверхности. И еще сохраняется возможность даже в случае падения этого режима, этой власти, скажем так, смены лидера, смены правящей группы и воспроизводства российского, русского самодержавия за счет смены лиц, которые ее персонифицируют. Такая возможность тоже есть. Поэтому мы должны это иметь в виду.

Давайте быстро перечислим те факторы, которые работают на подрыв. Сама власть под себя копает. Посмотрите, что они делают с Навальным. Это же нужно совершить такую глупость! Ну, вызвали человека, возбудили всю страну, не только Интернет, возбудили Запад...

По крайней мере, ту страну, которая говорит, думает, может выйти на улицу. А политику, жизнь и развитие всегда делает меньшинство. Так вот это меньшинство они смогли возбудить, и с плачевным результатом. Навальный вышел и сказал: «Мне ведь сделали прекрасный пиар». Что сейчас ни сделает власть, это каким-то образом работает против нее.

Медведев в Лондоне говорил: «Все эти обвинения – это миф, фантомы. Мы почти как на Западе». И уже даже журналисты «The Times» смотрят на него с плохо скрываемым, сардоническим взглядом, немножко внутри себя посмеиваясь.

Лучше бы он этого не добавлял, потому что это еще добавило поводов для иронии обозревателям и его интервьюерам.

Таким образом, что ни делает власть, как-то все не по делу. Кроме того, нет идеи. И есть еще один фактор. Сама власть сокращает поле своего маневра и сокращает свою базу. Еще в прошлом году вокруг власти суетилось очень много «приживалок», представителей разных групп, было много разных групп вокруг трона, которые достаточно комфортно себя чувствовали и во власти, и при власти, и против власти. Эти люди воспринимались нами как либералы, как демократы, они могли перемещаться между разными измерениями, жить на разных орбитах.

А вот нынешний оскал власти и нынешний режим делают необходимым размежевание. То есть для очень многих людей возникает необходимость выбора: либо ты с властью, и ты участвуешь в «круговой поруке», либо ты против власти. Быть порядочным, нормальным, цивилизованным и быть с властью сейчас очень трудно. И эта власть будет держаться на человеческом негативном материале, на человеческих отбросах. То есть потеря власти любой претензии на морально-нравственную точку зрения – это очень важно, это подмывает власть со всех сторон.

Поэтому мы можем говорить, что мы сейчас имеем честь присутствовать на очень важном этапе российской исторической эволюции. Сейчас перед нами возникает возможность каким-то образом попытаться выскочить из того тупика, в котором была Россия.

Мы же живем диалектическом мире, у нас нет черного либо белого вектора, у нас все смешано. Но есть один вектор – вектор упадка этой власти, упадка самодержавия. Самодержавие падет в любом случае, этот режим уйдет в любом случае, потому что он уже теряет способность к управлению Россией, он теряет способность решать чисто управленческие задачи.

Посмотрите, что было в Крымске. В Крымске власть продемонстрировала неспособность решать элементарные задачи. Посмотрите, что происходит в Томске с пожарами. Уже второй год горит Сибирь. Мы имели пожары вокруг Москвы. Ничему не научились. То есть власть теряет возможность решать элементарные технологические, технические вопросы управления. Поэтому тут уже вектор совершенно однозначен.

Есть ли возможность альтернативы? Да, при определенных условиях. А условия следующие. Условие один, фактор, который может нас вывести на оптимистическое измерение, – это консолидация всех сегментов оппозиции, это необходимость внутри оппозиции перестать делить себя на «чистых» и «нечистых», на демократов, которые более чистые демократы, и всех остальных.

Есть целый ряд групп, которые необходимо объединить на одной платформе – на платформе борьбы за общие демократические ценности. И второе – это найти способ соединения политического протеста и социально-экономического протеста. А эта волна будет подниматься. Вот сейчас политическая волна в городах опала. Но все это работает по принципу цунами. Первая волна опала, может быть, вторая спадет тоже, которая будет осенью, но поднимется же другая волна, которую власть опять-таки готовит. С 1 июля поднимаются тарифы во всех сферах экономической жизни...

Вот соединение политического и социально-экономического протеста. И третье. Посмотрите, что делают волонтеры, как вне и помимо оппозиции общество начинает отвоевывать у государства сферу своей автономии, начинает компенсировать государственную неэффективность и начинает работать вместо государства. Это тоже происходило впервые в российской истории. Как сказал мой коллега Сигэки Хакамада, брат Ирины Хакамады: «Россия – это куча песка». Да, до недавнего времени мы были кучей песка, то есть соединением несоединимых, автономных индивидов. Но эти индивиды стали демонстрировать, что у них есть драйв, возможность самоорганизации и возможность координации усилий. То есть мы превращаемся в общество осознанных индивидов, которые готовы сотрудничать.

17 лет основным принципов развития российской власти, российской системы, российской экономики была опора на экономику, которая должна вынести Россию на другой уровень, во-первых, экономического развития, а во-вторых, привести к демократии.

И к чему опора на экономику нас привела? Она привела нас к тому, что мы сейчас имеем переход режима из мягкой авторитарной фазы в репрессивную фазу. Какая тут демократия? Мы видим переход России при Путине, кстати, при последних правлениях Медведева и Путина в разряд стран, которые по коррумпированности, пожалуй, могут поспорить с африканскими странами, со странами Третьего мира.

И мы можем гордиться тем, что Россия при таком приоритете - акцент на экономику без демократии – получила лидерство в весьма интересных сферах жизнедеятельности общества. Россия лидер, во-первых, в сфере количества абортов на душу населения, лидер среди всех государств со средним уровнем достатка по преступлениям на 100 тысяч человек, мы обогнали Южную Африку, с которой мы недавно соревновались. Мы имеем первое место среди всех государств, которые более-менее значимы, по потреблению наркотиков, спирта и алкоголя на душу населения. Наконец, среди стран со средним уровнем достатка после развития 17 лет опоры на экономику мы имеем первенство по самоубийствам среди тинейджеров, по количеству бездомных детей и так далее. Ну, сколько можно еще приводить аргументов и сколько можно экспериментировать с тезисом «экономика нас вытянет»?..

Очень часто цивилизации рождались и умирали без каких-то глобальных катаклизмов. Например, когда распался в 91-ом Советский Союз, не было ни войн, ни глобальных кризисов, а распад Советского Союза стал естественным следствием исчерпанности ресурсов советской системы в ее коммунистическом изложении.

А что касается сегодняшнего дня, то Россия входит в новую стадию своего экономического и политического кризиса в очень неблагоприятной ситуации глобальной. Мы переживаем то, что переживал мир в 30-ые годы, переживал мир во второй раз в 70-ые годы. Мир переживает кризис капитализма.

И вот наш кризис происходит в неблагоприятных внешнеполитических условиях, потому что окружающий мир занят собственными проблемами, собственным выживанием. Посмотрите, что происходит в Европейском союзе, что происходит с Соединенными Штатами, которые пытаются выкарабкаться из собственного кризиса. То есть наш кризис совпал с потерей вектора западными демократиями, что только усиливает наше хаотическое движение. Потому что отсутствие благоприятного внешнеполитического окружения, конечно, не дает возможности и нам найти своевременно наш вектор.

Американская система построена на одном принципе – смена партий и смена лидеров во главе – не ведет к резким колебаниям внешней политики. То есть могут быть изменены определенные нюансы во внешней политике Ромни, но вряд ли можно ожидать какого-то существенного, кардинального изменения всей парадигмы американской внешней политики. Можно сделать вывод о том, что Ромни будет гораздо легче отказаться от некоторых мифов и стереотипов, иллюзий в отношении перестройки с Россией, пока во главе России стоит нынешняя правящая элита. Вот Обаме будет трудно от этого отказаться, а Ромни будет очень легко отказаться от мифов и пойти на некоторое ужесточение отношений к России. Но оно произойдет в любом случае. «Список Магнитского» говорит о том, что американский Конгресс уже толкает американскую исполнительную власть к гораздо более жесткому и холодному взгляду на Россию.

Лилия Шевцова