История нацистских концлагерей началась с обеспечения безопасности государства и изоляции врагов рейха. «Мы ничего не знали! Мы смотрели в другую сторону»

В 1933 году у национал-социалистической немецкой рабочей партии Германии (НСДАП) не было большинства в рейхстаге. Наоборот: на последних выборах по сравнению с прошлыми она потеряла два миллиона голосов. Но дальше президент Гинденбург назначил рейхсканцлером Адольфа Гитлера и распустил парламент, потом случился поджог здания Рейхстага, свежепришедшая власть использовала ЧП, чтобы «закрутить гайки», потому что безопасность превыше всего, и в марте 1933-го, когда состоялись новые выборы, выбора у немцев, по сути, не было. НСДАП пришла к власти, но чтобы удержаться при ней, начала создавать такие места, где бы «концентрировались» ее политические противники.

До 1936 года это были по большей части просто тюрьмы. Но противников, если судить по числу тюрем и заключенных, оказалось на удивление много — при такой-то народной любви, какую немцы демонстрировали своему фюреру. Именно с этого, с обеспечения безопасности государства и изоляции врагов рейха, началась история нацистских концлагерей.

Были лагеря, которые нацистские власти прятали подальше от глаз, где-нибудь в уединенном месте, в лесу, как, скажем, Треблинку. Нет, они не отводили глаза. Просто не хотели проблем с заключенными, которые раньше времени узнают, что их везут убивать.

А были лагеря, которые строились рядом с домами простых бюргеров. Таких, которые или всей душой болели за великую Германию и фюрера, или были подчеркнуто «вне политики», или не вполне одобряли, но потихоньку.

Для остальных лагеря и были предназначены. Так что прятать эти учреждения у СС не было причин. По этому поводу часто цитируют разговор, который приводил Даниил Гранин: «Мы смотрели в другую сторону», — будто бы ответила ему киоскерша в послевоенном Веймаре, когда он спросил, как можно было не видеть печей Бухенвальда?

Что было потом? Была денацификация. Она началась сразу после победы союзников и по-разному проходила в двух Германиях. В землях, подконтрольных западным державам, были разработаны бюрократические процедуры, они предусматривали аресты и интернирование предполагаемых нацистских преступников, анкетирование и сбор досье, чтобы выявить причастность всех остальных, отстранение от власти, суды и наказания. В реальности масштабы оказались такими, что осудить и наказать успели примерно 10% тех, кого выявили. Тех, кто относился к категории Hauptschuldige и Belastete — главных виновных и просто виновных. В 1949 году новому государству, ФРГ, понадобились квалифицированные кадры — госслужащие, юристы, дипломаты, врачи и другие, и набрать всех так, чтобы прошлое у них не было испачкано, не получалось. «У нас все были в СС», — говорил в известном фильме нацистский генерал Карл Вольф.

В 1951 году канцлер ФРГ Конрад Аденауэр объявил амнистию, и бывшие нацисты стали возвращаться на госслужбу. В этом особенно любят упрекать восточные немцы западных сейчас, через 35 лет после объединения Германии.

Михаель Дихтер родился в Хемнице (Саксония) в 1939 году, вырос в ГДР, инженер.

— Есть большая разница, как происходила денацификация на Востоке и на Западе, — подчеркивает он. — На Востоке со всем этим быстро разобрались. А на Западе люди были настолько безумны, что позволили этим чертям снова прийти к власти. Ганс Глобке, юрист, который участвовал в разработке расовых законов в Третьем рейхе, служил потом советником у канцлера Аденауэра. Конечно, в школе нам рассказывали о нацизме, о концлагерях. Когда мне было 15 лет, мы с классом ездили на экскурсию в Бухенвальд. Это было ужасно. Но мы знали, что в ГДР с нацистскими преступниками покончено, они все либо наказаны, либо бежали.

Вину в ГДР возложили на капиталистов и нацистскую элиту и стали объяснять восточным немцам, что сами они ни при чем, что теперь в стране остались только убежденные антифашисты. А куда делись тысячи и тысячи тех, кто жил в восточных землях и работал в лагерях смерти или просто «смотрел в другую сторону»?

Манфред Сиакков, инженер-акустик из Кёльна, родился он в 1940 году в Эрфурте (Тюрингия). Это недалеко от Бухенвальда. Он отправился в первый класс в советской зоне оккупации, а в третий перешел уже в ГДР.

— В школе нам, конечно, говорили о войне, — рассказывает он. — У нас был хороший учитель истории, он показывал документальные фильмы о нацизме и объяснял, что в ГДР живут антифашисты, нацистов не осталось, они все бежали в западные земли, когда стала наступать Красная армия.

Жизнь показала, что успешная денацификация — не та, которой подвергли чиновников, а та, что прошла по «простым немцам», которые были «вне политики» и «смотрели в другую сторону». Сегодня за ультраправую «АдГ» голосуют в первую очередь на территории бывшей ГДР.

В Западной Германии еще в конце 1940-х — начале 1950-х быстро и успешно денацифицировали прессу и образование. Считалось, что это легче и быстрее, остальное как-нибудь. Через 20 лет, когда подросло первое послевоенное поколение, стало понятно, что именно это и было самым главным: дать понять «обычным немцам», что они натворили.

Буковый лес

Веймар, старинный город в Тюрингии, в XVIII–XIX веках был центром германского Просвещения. Это город Шиллера, Баха, Ницше… Гёте жил здесь в замке на горе Эттерсберг. В 1937-м на склоне этой горы был построен концлагерь, который так и хотели назвать — Эттерсберг. Жители Веймара что-то уже тогда поняли, потому что выразили протест: у них гора ассоциировалась с Гёте. Лагерь назвали по ближайшей деревне, получилось красиво: Буковый лес — Бухенвальд. На его воротах написано: Jedem das Seine. «Каждому свое».

К мемориалу на месте бывшего концлагеря Даррен Битмор и его супруга Элис приехали из Великобритании.

— Сначала мы были в Кракове, в большом концентрационном лагере Аушвиц, теперь увидели этот мемориал, — рассказывает Даррен. — Как-то в Лондоне мы сходили в музей Холокоста, с этого начался наш интерес к этой теме. Я не могу понять, как немцы могли делать такие вещи. Видимо, причина в том, что Гитлер был одержим идеей, чтобы Германия стала великой, чтобы правила Европой и миром. Но это не должно повториться. Дети и молодежь должны ездить в такие места, чтобы они тоже знали, что здесь происходило. Конечно, об этом рассказывают в школах Великобритании, но теперь я понимаю, что рассказывают недостаточно.

И даже люди, которые много знают об этом в теории, должны получить опыт посещения таких мест. После Аушвица мы были шокированы, теперь пережили шок еще раз. Я — англичанин, но я тоже чувствую свою вину в том, что это было возможно.

Бухенвальд не числился в системе СС как лагерь смерти. Евреев, цыган, гомосексуалов, коммунистов, военнопленных, свидетелей Иеговы (решением властей РФ признана экстремистской организацией, ее деятельность запрещена, за участие в ней — уголовное наказание) и других здесь убивали «факультативно». Основное назначение Бухенвальда — работа на военную экономику рейха, которой всё сильнее не хватало рук. Живых и способных двигаться использовали на стройках и на заводах крупных промышленников, в частности, на оружейном заводе в Веймаре. В одном из филиалов Бухенвальда, лагере Дора-Миттельбау, в подземных цехах заключенные делали «оружие возмездия» — ракеты V1 и V2.

Кого не убивали в лагере, те гибли от голода, туберкулеза, дизентерии, тифа. Каждый третий из тех, на ком проводили медицинские опыты, умирал. За 8 лет в Бухенвальде было уничтожено 56 тысяч человек — больше, чем население Веймара. Это без учета убитых советских военнопленных, которых просто не считали. На третьем году существования лагеря здесь запустили крематорий, ветер гнал дым от печей в сторону Веймара.

С середины 1938 года заключенные строили подъездную дорогу к лагерю. Ее назвали «кровавой». Измученные, лишенные еды и воды люди с утра до ночи добывали известняк в карьере и строили вручную, без инструментов. Рядом проходила автобусная линия. С остановки жители Веймара не могли не видеть происходящее.

В первых числах апреля 1945 года к Бухенвальду и его филиалам в Южном Гарце начали подходить американские войска. Утром 7 апреля комендант лагеря Герман Пистер дал указание об эвакуации заключенных. В это время в лагере находилось 48 тысяч человек. Первыми погнали пешком три тысячи евреев. Тяжелобольных и умирающих убивали на месте. Остальных гнали на запад, на юг, на север. Подступавшие американцы не должны были найти узников.

Из филиала Бухенвальда в Бад-Гандерсхайме 450 человек гнали таким же маршем в сторону Баварии, в Дахау. Маршрут проходил через городок Клаусталь-Целлерфельд. Это был не первый и не последний марш, который видели жители города. У них на глазах расстреливали тех, кто не мог идти. Местный лесничий по приказу СС закапывал тела на обочине дороги.

В деревне Ленштедт, через которую проходил другой марш смерти, партию заключенных эсэсовцы загнали в сарай без еды и воды. Несколько местных жителей пытались передать им продукты, тогда СС стреляли и по ним, и по стенам сарая. Погибли 16 человек, их закопали на ближайшем поле. В начале мая американские военные власти потребовали перезахоронить убитых. Это делали местные члены НСДАП. Других жителей выгоняли смотреть на это. Американский военный раввин читал над могилой похоронную проповедь.

До деревни Даумич, 50 километров на юг от Бухенвальда, партия заключенных шла без отдыха двое суток. Тех, кто падал с ног от изнеможения, расстреливали прямо на улицах. Жители деревни помогали убирать тела, мэр сбрасывал их в канаву вилами.

Пятьдесят грузовых вагонов с четырьмя тысячами заключенных по железной дороге дошли до Баварии, но застряли из-за разрушенных путей. Заключенные провели в них две недели без еды и воды. Умерших выбрасывали из вагонов и сжигали на глазах у местных жителей. Когда поезд смог тронуться и добрался до Дахау, в вагонах оставалось 800 мертвых тел. Еще сотни человек были живы, но их бросили умирать в вагонах.

Заключенных гнали, но американские войска наступали следом. В городке Гарделегене эсэсовцы, поняв, что не успевают перегнать узников, заперли в сарае 1016 человек и подожгли. Загонять людей в сарай, чтобы потом уничтожить, помогали местные жители. Американцы потом заставили их эксгумировать и по-человечески хоронить тела.

Из лагеря-филиала Траутенштайн сбежала охрана, но заключенные остались ждать прихода американцев. Они боялись покинуть лагерь из-за местного населения: обычные люди ловили обессилевших узников и сдавали властям.

Трем десяткам человек удалось бежать из колонны смерти, они спрятались в деревне Грослёбихау. Жители деревни нашли их и передали властям. Учитель Пауль Мюллер, возглавлявший местное отделение НСДАП, приказал всех расстрелять. Стреляли обычные граждане, жители деревни. Они же спешно закапывали тела.

Вы знали

11 апреля 1945 года к Бухенвальду подошли американские танки. В лагере вспыхнуло восстание, его захватили отряды сопротивления, они загнали в барак эсэсовцев и вывесили белые флаги. На следующий день будущий президент США, а тогда — главнокомандующий союзными войсками Дуайт Эйзенхауэр приехал во вспомогательный лагерь в Ордруфе, увидел горы мертвых тел и несколько живых человек, которые внешне мало отличались от трупов. «Я впервые увидел столь неоспоримое свидетельство бесчеловечности нацистов и их безжалостного пренебрежения к самым элементарным принципам человечности. До сих пор я знал только о существовании лагерей такого рода, об остальном знал только понаслышке. Ничто не потрясало меня так, как это зрелище», — напишет он позже.

Во вспомогательный лагерь Бёльке американская военная администрация привела тысячу жителей ближайшей деревни, заставила их создать почетное кладбище и захоронить там 1300 тел, найденных в лагере. Присутствовать на похоронах обязали все взрослое население, утверждавшее, что в деревне ничего не знали об ужасах, не несут за них ответственности и что сами жертвы «жестокой системы». Спустя 20 лет бывший мэр Нордхаузена и член НСДАП Хайнц Стинг жаловался, как «это было унизительно» — отдавать почести бывшим заключенным.

В Бухенвальд и филиалы американская военная администрация возила бюргеров толпами, тыкала их носами в тела умерших, водила в морги, демонстрировала орудия пыток, печи крематориев, человеческие останки. Выжившие заключенные присутствовали при этом. «Мирные жители неоднократно кричали: «Мы ничего не знали! Мы ничего не знали!» — вспоминала потом фотограф Маргарет Бурк-Уайт. — Бывшие заключенные были в ярости: «Вы знали! Мы работали вместе с вами на фабриках. Мы говорили вам, но вы ничего не сделали».

Гаске — учитель истории из Дортмунда. В Бухенвальд сегодня он привез своих учеников.

— Посещение мемориалов на месте бывших концлагерей — часть профиля нашей школы, — объясняет мне Гаске. — Например, 10-й класс обязательно посещает город Веймар. Наша цель — учить молодых людей так, чтобы это не могло повториться. Даже в пятом поколении. На уроках истории мы уделяем много времени истории национал-социализма, его различным аспектам, особенно истории концлагерей. Вместе находим первоисточники — свидетельства выживших. Смотрим документальные фильмы. Потом ученики должны обдумывать увиденное разными способами — поодиночке и в группах. Одним словом, наши ребята хорошо подготовлены к таким экскурсиям. Конечно, одни относятся к этому серьезно, а другие как будто отбывают номер. Надеюсь, к ним это придет позже. Кто-то может начать вдруг ужасно вести себя, но причины бывают разные. Как-то мы ездили в концлагерь рядом с Гамбургом, и одна девушка вдруг стала вести себя просто ужасно. Я спросил ее: почему вы не можете хотя бы проявлять уважение?

Она ответила: господин учитель, я из цыганской семьи, многие члены моей семьи погибли в таком лагере, мне тяжело находиться здесь и слушать, как убивали людей моего племени, и это делает меня агрессивной.

В освобожденных лагерях американцы создавали импровизированные госпитали, привозили пенициллин и сыворотку крови, пытались вылечить тех, кто еще был жив. В Бухенвальде помощь оказывали 270 врачей и медсестер. Там выхаживали выживших, обеспечивали их едой и всем необходимым. Параллельно в Бухенвальде работали американские следователи, собирали свидетельства выживших и другие доказательства преступлений. Свидетелями выступили 450 бывших узников из 14 стран. Документы, собранные следствием в Бухенвальде, заняли два грузовика. Первыми обвиняемыми стали 31 человек — бывший персонал лагеря, генерал войск СС Йозиас Вальдек-Пирмонтский, комендант Герман Пистер и командный состав лагеря, вдова бывшего коменданта Ильза Кох, четыре лагерных врача, блокфюреры (командующие блоками) и капо.

В июле 1945 года, согласно договоренностям между союзниками, американцы передали Тюрингию под контроль Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Они готовы были передать и собранные в Бухенвальде материалы, потому что больше всего там погибло советских граждан. Была назначена дата передачи бумаг и задержанных нацистов, но советская делегация не явилась на место встречи. Прождав 14 часов, американцы вернули задержанных в свою зону оккупации — в лагерь Дахау. Там состоялся Бухенвальдский процесс, было вынесено 22 смертных приговора. Из них 11 привели в исполнение, остальные позже заменили на пожизненное заключение и длительные сроки. Бывший комендант Герман Пистер умер от сердечного приступа, не дождавшись казни.

«Это параллельный мир, который я не могу постичь»

Бухенвальд был первым крупным концлагерем, куда вошли войска США. Пока они оставались там, приглашали политиков и журналистов, фото и рассказы об увиденном те распространяли по всему миру. По западному миру. Потому что летом 1945-го уже начала расти информационная стена между Западом и советской зоной.

В Бухенвальде, на месте нацистского концлагеря, с лета 1945-го действовал советский «Спецлагерь № 2». Формально это был такой же лагерь для интернированных, как в зонах оккупации западных стран. Фактически — часть системы ГУЛАГа. В советские спецлагеря отправляли не только предполагаемых нацистских преступников, но и русских эмигрантов, оказавшихся в Восточной зоне, и обычных немцев, собранных по спискам НСДАП и по доносам, и своих же советских граждан. Люди просто пропадали, родные больше ничего о них не могли узнать. В 1949 году была образована ГДР, советская администрация покинула спецлагеря, они перестали существовать.

Сколько всего заключенных прошло через эту систему с 1945 по 1950 год — неизвестно. В Бухенвальде, если верить советским архивам, содержались 28 тысяч заключенных. Из них 7113 умерли от голода, болезней и истязаний.

Много лет потом на этой территории находили человеческие останки, свидетельствующие о послевоенных захоронениях. Но тема советских спецлагерей на месте нацистских в ГДР была под запретом. В Бухенвальде с 1951 года начали исчезать лагерные постройки. Есть фотографии, сделанные американцами в мае-июне 1945-го — и более поздние, они подтверждают, что власти ГДР демонтировали, сносили и взрывали объекты, напоминавшие о нацизме. Один барак, самый свежий, построенный в 1945 году, пожалели и разрушать не стали, а перевезли в 1950-м целиком на какое-то предприятие в Южной Тюрингии. Там он еще 50 лет служил зданием администрации. В 1994-м, после объединения Германии, его вернули на место.

Мемориал в Бухенвальде решили создавать в 1958 году. Места, где были бараки, обозначили щебнем и памятными табличками. Крематорий, морг и бывшая конюшня, где стоял аппарат для расстрелов в затылок, сохранились в оригинале.

От советского спецлагеря не осталось ничего. Только после объединения Германии, в 1990-м, на горе Эттерсберг вновь начались раскопки и исследования. На месте, где находили человеческие кости, установили временный деревянный крест, могилы пометили столбами.

— Я никогда не знала, что в Советском Союзе были лагеря, — ошарашено говорит Камала из Сирии, выходя из музея в Бухенвальде. — Мы с родителями эмигрировали в Германию десять лет назад, в 2015 году, из-за войны, сейчас живем в Кельне. Школа, где я учусь, увлечена историей нацистской Германии, нам много рассказывали о том, что происходило с жертвами нацистов, как это начиналось, почему продолжалось столько лет. И сейчас мы приехали сюда на экскурсию на пять дней. Я была маленькая, когда мы уезжали из Сирии, но все равно помню, что такое война. И здесь я чувствую, как тяжело у меня на сердце. Это такая жестокость, какой я просто не могла себе представить. Это какой-то параллельный мир, который я не могу постичь.

От А до Z

Йоханна, 22 года, студентка, живет с родителями в деревне Заксенхаузен. Это земля Бранденбург, бывшая Восточная Германия. Дом Йоханны — через дорогу от бывшего концлагеря, из окон ее комнаты видны бывшие казармы СС. Сейчас там размещается Университет полиции земли Бранденбург. Сразу за сеткой, отделяющей его территорию от мемориала, установлен щит с цитатой из Конституции ФРГ: «Человеческое достоинство неприкосновенно. Уважать и защищать его — долг всей государственной власти». Ниже сказано, что студенты университета «изучают историю произошедших здесь событий и преступления, совершенные полицией при нацистском режиме».

— От жизни здесь немного сходишь с ума, — признается Йоханна. — Сюда приезжает слишком много туристов, особенно летом, и это бывает трудно выносить. Мусор, шум… Раньше мы жили в небольшой деревне возле города Нойруппина, а сюда переехали в 2010-м. Потом мне в школе нужно было делать практикум по истории, и я пошла в этот мемориал собирать документы о том, что происходило с заключенными. Узнала много страшных вещей. С тех пор никогда туда не ходила. Это очень печально и страшно, я чувствовала эту боль, и я не хочу больше это пережить. Это слишком больно. Я не понимаю, почему это было возможно в Германии. И со мной ни разу никто не обсуждал этот вопрос.

Лагерь у деревни Заксенхаузен в 30 километрах от Берлина, возле города Ораниенбурга, строился как образец, лагерь-модель в системе СС. Его открыли в 1936 году. Территория задумывалась как идеальный равнобедренный треугольник. В одном из углов — архитектурная доминанта, вышка А. Через ее ворота заключенные заходили колоннами в лагерь. «Arbeit macht frei», — читали на воротах входящие. «Труд освобождает». На фасадах бараков позже добавили напутствие рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. По всему периметру треугольника шла «полоса смерти», зашедший за нее немедленно получал пулю. Так в Заксенхаузене в 1943 году погиб старший лейтенант Яков Джугашвили, сын Сталина.

Предполагалось, что с вышки А просматривается вся территория лагеря, там поставили пулемет. Быстро выяснилось, что просматривается не вся, безупречный треугольник пришлось испортить установкой других вышек, потом исправляли другие недочеты в «модели», «треугольник» перекосило, но Заксенхаузен все равно считался образцово-показательным. Рядом в деревне разместилась и штаб-квартира Инспекции концентрационных лагерей, то есть главное лагерное начальство.

За 14 лет существования «идеального» лагеря здесь погибли 112 тысяч человек. Сто тысяч — с 1936-го по 1945-й в нацистском Заксенхаузене, еще двенадцать тысяч — с 1945-го по 1950-й в Спецлагере № 7 НКВД.

Хельга родилась и выросла в ГДР, живет недалеко от Ораниенбурга, но в Заксенхаузен приехала впервые. И в других мемориалах на территории бывших лагерей не была. Она бы и сейчас не поехала, но уговорили друзья: погода хорошая, свежий воздух, солнечный день, Заксенхаузен.

— Что-то такое нам рассказывали в школе, — изо всех сил старается вспомнить Хельга. — Но это было 30 лет назад. Так что можно сказать, что раньше я ничего о концлагерях не знала. Теперь жалею, что согласилась. Это слишком грустно.

Заксенхаузен не замышляли как целенаправленный лагерь смерти. Сначала заключенными были политические противники НСДАП и «прочие асоциальные элементы». Потом стали свозить «неисправимых врагов режима»: евреев, цыган синти и рома, гомосексуалов, свидетелей Иеговы. Чтобы они перед смертью тоже успели послужить «тысячелетнему рейху». По трассе для испытаний обуви они должны были целыми днями бегать, разнашивая сапоги для вермахта и СС. В лазарете нацистские медики проводили полезные для рейха эксперименты над людьми. Это не считая других видов работ.

Для самых упертых в Заксенхаузене действовала тюрьма внутри лагеря — Zellenbau. Туда отправляли заключенных за нарушение распорядка. Выходили из Zellenbau не все. Кто-то умирал от побоев на специальном топчане — козле, кто-то часами висел на дыбе со связанными за спиной руками. Пытки там применяли разные.

Лара, невысокая плотная девушка с непослушными черными волосами, неподвижно стоит возле кирпичных кладок с торчащим из них железом и литыми дверками. Это печи крематория Заксенхаузена. Лара живет в вольном городе Бремене, на северо-западе Германии. В школе, говорит, им рассказывали о нацизме, но прошло лет пятнадцать, с тех пор она ту войну видела только в кино, причем американском.

— Мы с бойфрендом оказались по делам в Берлине и решили съездить в Заксенхаузен спонтанно, это была его идея, — продолжает Лара. — Зачем? Просто потому, что это не должно повториться. Я впервые в жизни оказалась в таком музее и узнала такие вещи. Это очень печально.

Не только крематорий, но и другие важные процессы в Заксенхаузене были механизированы и налажены с потрясающей аккуратностью. Знаменитые в мире качества немцев, их пунктуальность, дотошность, инженерные таланты в XX веке нашли применение в деле мучений и убийств людей. В северной части промзоны Заксенхаузена построили станцию Z. Произносится как «цет» — последняя буква немецкого алфавита. Это был такой специфический юмор: заключенные входили в лагерь через вышку А, а покидать должны были его через станцию Z. То есть мертвыми.

Станция Z была местом для хорошо организованных, очень быстрых и максимально облегченных для исполнителя массовых убийств. Их, например, совершали с помощью установки для стрельбы в затылок. Именно так осенью 1941 года расстреляли 13 тысяч советских военнопленных. Станция предусматривала рвы для трупов и крематорий, а позже ее усовершенствовали, добавив газовую камеру, туда по сложной системе трубопроводов подавался разогретый воздух, смешанный с жидкой синильной кислотой.

Гунар Клаас преподает химию в школе в Брюсселе, его коллега Эльке Лейманс — географию. Они привезли сюда шестой и седьмой классы. Обычно, говорят, с ребятами ездят учителя истории и немецкого, но сейчас оба не смогли выбраться.

— Мы с учениками часто ездим в Германию, особенно в Берлин, бываем в важных для этого региона местах, — говорит Гунар. — Наши ученики, конечно, знают о Второй мировой войне и об этой части истории. Но они не всегда понимают, насколько важно это осознать. Иногда такие экскурсии кажутся им странными, они не хотят ехать. Я им отвечаю: может быть, это странная экскурсия, но это было, вы должны знать об этом. В конце концов, несколько десятилетий назад — это не так уж давно.

— Во фламандских школах много говорят об истории Второй мировой войны, о том, как нацисты создавали лагеря смерти и принудительного труда, — присоединяется к разговору Эльке. — Наши ученики читают много дополнительных книг. Это важная часть истории, которую никто не должен забывать. Мы должны быть очень осторожны, чтобы такое не повторилось. Мы должны смотреть на прошлое открытыми глазами. Это не только история, но и наше будущее. Я была с учениками и в Аушвице. В Бельгии тоже были нацистские концлагеря, и на место одного из них, в Бреендонг, я возила учеников. Когда я училась, нам тоже много рассказывали, в том числе и о вашей стране, о том, какую роль она сыграла в войне, и хотя Сталина я не считаю хорошим парнем, он сделал много зла, но без России мы бы не победили. Поэтому мне сейчас так странно видеть, что происходит в России.

В апреле 1945 года в Заксенхаузен вошла Красная армия. После этого на территории бывшего нацистского лагеря еще пять лет работал советский Спецлагерь НКВД № 7 для интернированных и предполагаемых нацистских преступников. Здесь же содержались советские военнопленные, которых предстояло отравлять в лагеря на территории СССР, и немецкие военнопленные. Многие так никогда и не узнали, за что их поместили сюда. Из 60 тысяч, которые находились в советском лагере с 1945 по 1950 год, 12 тысяч умерли от голода, пыток и невыносимых условий.

В 1956 году, когда правительство ГДР решило создать мемориал на месте Заксенхаузена, память о советском спецлагере старательно затирали. Экспозиция, посвященная ему, открылась только в 2001 году, сейчас она занимает большое здание. И я вижу, как из него выходят двое смуглых и очень белозубых молодых людей. Лица у них совершенно ошарашенные. Оба приехали из Эквадора и впервые в жизни узнали, что СССР тоже держал людей в лагерях.

— Мы приехали в Берлин просто как туристы, — говорит один из них, Отон Флорис. — Я догадывался, что могу увидеть, я видел много американских фильмов о Второй мировой войне. Я смотрел фильм «Мальчик в полосатой пижаме», кажется, американский (на самом деле производства Великобритании и США. — И. Т.). Я видел и другие американские фильмы, не помню точные названия. И мне было интересно узнать об истории Холокоста, для меня это часть культуры, часть общего образования. Но я совсем не представлял, что внутри нацистского лагеря есть еще один — советский. У меня сейчас нет слов, чтобы передать мое впечатление. Я шокирован. То есть на меня сильное впечатление произвел весь мемориал, но от «советской» части ощущение просто… каменное.

Пятерым узникам удалось бежать из советского лагеря (во время экскурсии здесь рассказывают об этом невероятном побеге). Берлинский торговец продуктами Эрих Медлер не был нацистом, его арестовали оккупационные власти в 1946 году, обвинив в сокрытии продовольствия. Вместе с железнодорожниками Эрихом Руше из Штендаля и Альфредом Майнке из Берлина, Хансом Ранге из Бремена, обвиненном в нелегальном пересечении границы, и берлинским мясником Рихардом Фогелем они прорыли туннель из своего барака и смогли добраться до французского сектора оккупации Берлина.

Треблинка

Зеленая табличка с белыми буквами, обычный дорожный указатель: Treblinka. Я — еврейка, и я, минуя зеленую табличку, веду машину в Треблинку. Это очень аккуратная и очень маленькая деревня в ста километрах от Варшавы. Настолько маленькая, что названий улиц в ней нет, адреса — просто Треблинка и номер. Где вы живете? В Треблинке, дом 57. До войны здесь было 42 дома, к 1944-му уцелело меньше половины. После войны деревню строили заново, сколько в ней домов теперь — не знаю. Здесь очень тихо, в шесть вечера на улице ни души. Единственный, кто вышел из дома в такой поздний час, это Радек, он держит маленький автосервис, но и тот уже час как закрыт.

— Название как название, — с улыбкой пожимает плечами Радек. Он родился в Треблинке, в Треблинке пережила войну его бабушка. — На самом деле это название старейшей лодки, которая ходила когда-то по реке Буг, перевозила продукты. Когда я говорю кому-то, что живу в Треблинке, люди, как правило, понимают, что это место с огромной и очень страшной историей. Хотя бывают и такие, для кого Треблинка — просто топоним. Но те, кто приезжает сюда, точно знают об этом месте. А для меня это обычная деревня, мы живем здесь.

Радеку на вид под пятьдесят. По-английски он говорит с трудом, вставляя в английские фразы немецкие артикли. Я предлагаю ему отвечать auf Deutsch, и разговор идет живее.

— Я очень много знаю о концлагере Треблинка, об его истории. Моя мама интересовалась историей этого лагеря, она знала, сколько людей здесь были убиты. Каждый в нашей деревне хорошо знает историю этих мест. Моя бабушка пережила Вторую мировую войну и много рассказывала не только мне, но и другим людям. Я часто езжу к мемориалу, чтобы говорить с туристами. Когда приезжают люди, которые понимают польский, стараюсь рассказывать им все, что знаю. Большинство туристов, которые приезжают к нам в Треблинку, израильтяне.

Из соседнего дома выходит Вацек, что-то говорит Радеку, они с полминуты задумчиво спорят.

— Да, на втором месте по числу немцы, — соглашается Радек. — Сюда приезжает много посетителей из западной части Германии. Я езжу в лагерь и стараюсь говорить там даже с теми, кто не понимает по-польски. Из стран Восточной Европы я видел мало туристов, но это может быть из-за того, что я не понимаю их языка.

В 1942–1943 годах жители Треблинки тоже много знали о лагере, хоть он и скрыт в лесу. Знали — и вели себя по-разному. Одни, когда лагерь перестал существовать, ходили на раскопки — искали уцелевшие ценные вещи. Других убили эсэсовцы, потому что эти люди пытались помочь евреям, прятали их у себя, делали липовые документы, передавали в лагерь еду. Железнодорожника Яна Малетку застрелили, когда он пытался передать заключенным воду. Там, где это случилось, теперь памятная плита с его именем.

До бывшего концлагеря ехать еще минут пять. Но мемориал начинается здесь, в деревне. Рядом с тем местом, где сейчас стоят разноцветные добротные дома, была железнодорожная станция Треблинка. Теперь тут установлены памятные знаки. Люди, живущие в уютных домах Треблинки, видят их из окон.

Здесь останавливались поезда с евреями из Варшавы, Радома, Люблина, из других польских гетто, из Македонии и Словакии — со всей Европы. Создание мемориала на этом месте финансировала компания из ФРГ.

Лагерь мертвых

Генри Корман, польский еврей, рассказывал мне, как из Радомского гетто отправляли в Треблинку его семью. Сам Генри тогда был 15-летним подростком, он сумел бежать, потом все-таки оказался в Аушвице, прошел еще три нацистских концлагеря, но выжил. После войны жил в США, не смог заставить себя хоть раз вернуться в Польшу.

— К нам в Радомское гетто пришли 5 августа 1942-го, — вспоминал Генри. — Людей выбрасывали из домов, тех, кто идти не мог, и тех, кто пытался спрятаться, сразу расстреливали. Застрелили моего друга Рубина, когда он залез под кровать. Нам с сестрой в тот раз удалось убежать, а наши родители не успели. Их затолкали в грузовики, и больше я их никогда не видел.

До Треблинки людей везли в товарных вагонах. Набивали так, что приходилось стоять всю дорогу. Еды и воды не давали. А на станции была водокачка. Если полураздетые мужчины и женщины вырывались из остановившегося поезда, чтобы добраться до воды, их расстреливали.

Одновременно на станции могло скопиться 50–60 вагонов, эсэсовцы отцепляли по два десятка и гнали их дальше еще четыре километра. В остальных люди еще на что-то надеялись. «Мы знали, что немцы организовали в Треблинке штрафной лагерь для сельских жителей, которые не выполнили норму зерна для немецкой армии», — рассказывал Эди Вайнштейн, переживший Треблинку. Им говорили, что сейчас они пройдут дезинфекцию, и гнали бегом в «душевые». Перед «душем» у людей требовали документы и ценные вещи.

Женщин брили наголо, вермахту требовались человеческие волосы, чтобы набивать подушки для солдат. Тех, кого признавали способными еще принести пользу, временно определяли в Треблинку-1 — трудовой лагерь.

Первый лагерь в Треблинке был построен в 1941 году, там должны были исправляться трудом политзаключенные, враги новой власти. Место выбрали тихое, подальше от посторонних глаз, в лесу. Но в 1942 году стартовала «Операция Рейнхард» — целенаправленное уничтожение евреев и цыган в польском генерал-губернаторстве, и вообще надо было «окончательно решать вопрос». Понадобились лагеря с другой инфраструктурой — лагеря смерти.

В лесу рядом с Треблинкой-1 построили Треблинку-2 с «душевыми» — небольшими, четыре на четыре метра, чтобы помещение заполнялось угарным газом быстрее. Газ нагнетали с помощью двигателя советского танка. Сначала газовых камер было три, потом пристроили еще семь и могли одновременно уничтожать пять тысяч человек. Каждая камера имела по две двери, через одну загружали людей, через другую доставали тела.

В камеры набивали по четыре-пять сотен. Затолкав последних прикладами и штыками, захлопывали двери и включали мотор танка. Люди умирали в течение 30–35 минут. Помещения были хорошо продуманы с инженерной точки зрения, пол располагался с таким уклоном, чтобы тела сами начинали выпадать из второй двери, когда ее откроют.

Заключенные, способные обеспечивать жизнедеятельность лагеря, жили в отдельно стоящих бараках. Это место внутри лагеря смерти называли «лагерем мертвых», а тех, кто там жил, «мертвыми евреями». В их обязанности, в частности, входило закапывать трупы, выпадавшие из газовых камер. Потом наступала их очередь идти внутрь, а места в «лагере мертвых» занимала следующая партия.

Конвейер работал до лета 1943 года. Убиты были почти 900 тысяч человек, в их числе еврейский врач и педагог Януш Корчак, который отправился в газовую камеру вместе с двумя сотнями приютских детей.

Хотя точное число убитых в Треблинке неизвестно. В 1943 году, когда дела на фронте у вермахта пошли неважно, рейхсфюрер СС Гиммлер принял решение, что некоторые улики пора скрыть. В рамках «Акции 1005» — так назвали операцию по заметанию следов — в Треблинку был направлен обершарфюрер СС с экскаваторами. Под его руководством тела выкапывали, сжигали, пепел смешивали с землей.

В августе заключенные подняли восстание, захватили на складах СС оружие и боеприпасы, подожгли здания в лагере. Убиты были 675 заключенных, но 60 человек смогли бежать. Именно они потом и рассказывали, что происходило в Треблинке. Других свидетельств практически не осталось: после восстания немцы ликвидировали лагерь очень добросовестно, все здания были уничтожены, трупы сожжены, землю перепахали и засеяли люпином. Трудовой лагерь просуществовал до 1944-го.

«Страшно сравнивать»

Парковка у мемориала на месте лагеря Треблинка заполнена туристическими автобусами. Рядом галдят подростки, на плечи у них наброшены флаги Израиля. Они четко делятся на две большие группы. Я с трудом нахожу место, но тут же ко мне подходит охранник и просит убрать машину подальше: сейчас еще автобусы приедут.

Боковым зрением я вижу, что израильские подростки не просто так ждут, когда можно войти в музей. В паре метров от каждой группы стоят крепкие люди в черном и с рациями. Один из них не отводит от меня цепкого взгляда, заметив, что я иду к ребятам с флагами. Я спрашиваю у одного мальчишки, как его зовут, и секьюрити тут же делает знак: не надо имен. Но поговорить нам не мешает.

— Мы приехали из Израиля вместе с классом, — говорит на хорошем английском парень, у которого флага на плечах почему-то нет. — Предполагалось, что в нашей школе все будут каждый год или каждые два года ездить в Германию к какому-нибудь мемориалу на месте концлагеря, но получилось так, что за десять лет мы первые. Мы уже много знаем, это был самый большой из лагерей, где проводилась операция «Рейнхард». Нас не готовили к поездке, нам просто об этом рассказывали. В нашем классе многие не смогли поехать сейчас в Германию, но они все равно учили это.

Еще один мальчишка сам подходит.

— Я знаю о лагерях много, потому что у меня такая семья, — делится он. — Мой прапрадед, вся его семья, все 11 его братьев погибли в концлагерях. И большая часть семьи — в Треблинке.

Мои дед и папа старались узнать как можно больше о Холокосте, но почему-то люди, которые это пережили, не хотели много рассказывать. Я сам искал информацию, где мог. А сейчас в нашей стране война, наших близких убивают.

Создать мемориал на месте концлагеря поляки решили сразу, как только страна немного пришла в себя после войны. Первый проект появился в 1947 году, но реализован не был. Через год возник еще один, но тоже канул. Строительство началось в 1958-м, спустя еще шесть лет открыли «Мемориал борьбы и мученичества».

От ворот лагеря идет булыжная дорога к тому месту, где разгружали вагоны с заключенными. Бетонные блоки символизируют шпалы. Туда, где были газовые камеры, надо идти мимо камней с выбитыми названиями стран и городов, из которых свозили евреев в Треблинку. Место, где на решетке из железнодорожных рельсов эсэсовцы спешно сжигали тела убитых, выложено черным базальтом. А там, где эти тела откапывали, чтобы потом сжечь, установлены 17 тысяч камней, они символизируют мацевы — еврейские надгробия. Музей появился в 2010-м. Сейчас работает павильон с постоянной выставкой и строится еще один — двухэтажный. Финансирует работы правительство Германии.

В музее есть стенды, оформленные только на немецком. В других местах везде еще польский и английский, а тут нет. Эти стенды готовили немецкие школьники Ева Будде, Феликс Хансен и Йонатан Соколовски на уроках истории.

— Они начали готовить проект в 2003 году в школе, на уроках истории, — рассказывает смотрительница музея Хелена. — Два года ездили к нам, искали информацию здесь и в архивах, находили людей, беседовали с ними. Когда они окончили школу, выпустили об этом книгу.

По словам Хелены, такой наплыв именно израильских посетителей, как сегодня, бывает не всегда.

— Сколько людей приходит — это зависит от разных обстоятельств, — говорит она. — От времени года — зима или лето, от погоды. Группы молодых людей из Израиля начинают приезжать в феврале, дальше бывает по несколько групп в день. Приезжают из стран Западной Европы, особенно часто — из Германии. Туристы из России бывали до 2022 года, хотя и немного. Но я сужу по тому, какой слышу язык и на каком языке люди просят брошюру, я не всегда могу распознать, кто из какой страны.

Трое мужчин быстрым шагом идут по булыжной дороге в сторону лагеря смерти. Они прилетели с другого полушария — из США. Их зовут Макс, Харрисон и Эдди.

— Вообще-то мы прилетели в Варшаву по работе, — говорит Макс. — Но захотели посетить это место просто для того, чтобы увидеть исторический контекст. Это на многое открывает глаза, надо напоминать самому себе об истории, о том, что здесь произошло.

— Мой дедушка из Польши, и пару лет назад я ездил в Аушвиц, — подключается Эдди. — Конечно, я знал, что в Треблинке был лагерь смерти, здесь погибло много людей. Но мы знали об этом из книг, из фильмов, из воспоминаний и свидетельств. Сегодня в музее я узнал гораздо больше.

— Я тоже был в Аушвице, — добавляет Харрисон. — В основном мы знаем о Второй мировой войне из массовой культуры, из художественных фильмов. Но я люблю читать, и я прочел много документальных и исторических книг о Холокосте.

Вокруг есть много людей, которые думают, что этого никогда не было. Или притворяются, что так думают. Это не должно было повториться, но мы видим, что многие вещи уже повторяются в Европе. Нам страшно сравнивать.

Бельзен

В Нижней Саксонии, в 50 километрах от Ганновера, возле города Берген и деревни Бельзен, нацисты построили Шталаг XI C (311). Название означало, что лагерь предназначен «для военнопленных из рядового состава». Цифра 3 после скобок означала, что это «русский» лагерь. Уже в июле 1941-го сюда привезли первых советских военнопленных. Никто не ожидал, что их будет так много. Бараки в Берген-Бельзене были рассчитаны на 20 тысяч человек, и уже на второй месяц войны они оказались переполнены.

Еды не хватало. Заключенным выдавали буханку хлеба на десятерых. Люди ели траву и кору деревьев, а питьевую воду добывали из луж. Из-за полной антисанитарии вспыхнули эпидемии. Немцы отказывались лечить советских пленных, а когда те умирали, тела сваливали в братскую могилу.

На все это приходили посмотреть простые немцы, жители деревни Бельзен. «Зрелище не повредит, пусть население увидит этих зверей в человечьем облике и подумает, что эти бестии могли первыми напасть на Германию», — подбадривал односельчан бургомистр.

Лагерем для военнопленных Берген-Бельзен оставался до 1943 года. Когда войска СССР и союзников начали наступать на востоке Европы, из польских лагерей смерти, из Заксенхаузена, из Бухенвальда, из Аушвица сюда погнали пешими маршами смерти тысячи евреев, цыган и других, кого не успели уничтожить. Гнали не для того, чтобы спасти.

Войска союзников приближались, сотни тысяч трупов некуда было девать, а в рейхе еще рассчитывали замести следы. Одной из идей было довести узников до Северного моря, погрузить на баржу и затопить.

Генри Корман шел в таком марше смерти в 1944 году. Сначала был Аушвиц-Биркенау, их там не успели уничтожить, потому что приближалась Красная армия. Оттуда заключенных погнали южнее, в Австрию, в Маутхаузен-Гузен — лагерь «третьей категории», то есть с самой высокой смертностью. В день, говорил Генри, там умирало по 200–300 человек. Но он считался хорошим электриком, и его из Австрии отправили на север — на завод Hanomag в Мюленберге, под Ганновером, там делали зенитные установки. Нижнюю Саксонию уже бомбили американцы, и 5 апреля 1945-го заключенных впрягли в повозки с добром эсэсовцев, чтобы двигаться пешком к Бергену. Тех, кто не мог тащить повозку, сбрасывали в яму с мертвыми телами. Пройти нужно было 30 километров. Без еды и питья. Правда, уже лежал снег, и можно было есть его. Но тех, кто останавливался без команды, тут же расстреливали.

— В Берген-Бельзене никто не работал, — рассказывал Генри. —

Это был лагерь смерти. От нас требовали только собирать по всей территории мертвых и бросать в общую могилу. Мы воровали картофельные очистки на кухне у эсэсовцев, но в нас уже не стреляли. Видно было, что скоро мы сами умрем от голода или от тифа.

Тиф в Берген-Бельзене косил всех с конца 1944-го. Люди умирали сначала сотнями в месяц, потом тысячами. За два года здесь умерли 50 тысяч человек, из них 37 тысяч — за последние два месяца существования лагеря, в марте и апреле 1945-го. Среди них были Анна Франк и ее сестра Марго. Потом СС добровольно передали лагерь британским войскам, те оборудовали госпиталь, но в течение месяца после освобождения умерли еще 13 тысяч больных. Британцы эвакуировали выживших, а лагерь из санитарных соображений сожгли вместе с горами разложившихся тел. Коменданта Йозефа Крамера и сотрудников, не успевших умереть от тифа, взяли под арест и потом судили. Одиннадцать человек были по приговору трибунала повешены, 18 получили сроки от года до пожизненного, 14 человек были оправданы.

На территории бывшего лагеря остались выжженная пустошь и несколько памятных знаков, установленных британскими войсками. Потом выжившие заключенные стали возвращаться на это место и ставили свои знаки — в память об убитых. Пока территория относилась к зоне оккупации Британии, ее власти требовали создать в Берген-Бельзене мемориал. Непонятно было, чем его наполнять, все было сожжено дотла.

Теперь территория бывшего лагеря — место памяти. Сегодня суббота, и здесь больше посетителей, чем обычно. На траве — каменные памятники и столбики с рассказами об истории этого места. Высокий седой и худощавый человек долго читает одну такую табличку. Это Матиас, инженер из Гамбурга.

— Нет, это не развлечение на выходные, — улыбается он. — Я нахожусь на реабилитации неподалеку, жена приехала ко мне, и мы думали, что неплохо бы съездить сюда. Я уже был здесь. Я был в Дахау и в Аушвице. Когда я был ребенком, в школе нам много рассказывали об истории нацизма. Это очень тяжелая часть германской истории, но нам объясняли, что мы, немцы, должны это пропустить через себя, если не хотим, чтобы это повторилось. Нигде, нигде в мире. Потом я несколько лет работал в Руанде и видел, как через 20 лет после войны там выросло поколение, не знающее своих родителей. Тогда я думал: как хорошо, что нас в Европе это не коснулось. Теперь я с болью слежу за происходящим сейчас… Не спрашивайте меня, что нужно делать. Кто я такой, чтоб указывать другим странам, как им жить.

Современный мемориальный комплекс в Берген-Бельзене открыли в 2007 году. Это огромный Центр документации, которую ученые и волонтеры собирали по крупицам. И просто поразительно, как они нашли выживших, восстановили имена погибших, собрали целые полки папок с письмами и фотографиями, записали истории. С этих историй начинается знакомство с трагедией и преступлениями нацизма в Берген-Бельзене, когда вы входите в здание: проектор передает на стену изображение, и люди один за другим рассказывают, рассказывают…

— Мы — немцы, — говорит Дагмар из Ганновера, приехавшая в Берген-Бельзен с сыном-подростком. — Нас часто спрашивают, как мы могли совершать такое? Я чувствую стыд оттого, что это были немцы, я не могу этого понять. Я хотела бы верить, что Германия изменилась. И чтобы другие страны научились на нашем примере.

Ирина Тумакова