Общественно-политический журнал

 

Юрий Фельштинский: Это Россия, с которой мы сегодня имеем дело

После теракта в «Крокус Сити Холле» многие в России вспомнили 1999 год, взрывы домов в Москве, «рязанский сахар», а дальше — начало Второй чеченской и приход к власти Владимира Путина. «Новая-Европа» поговорила с автором книги «ФСБ взрывает Россию» Юрием Фельштинским, который изучал те события как профессиональный историк.

— Юрий, когда вышла ваша книга «ФСБ взрывает Россию», эта версия казалась совершенно безумной конспирологией, в нее не верили даже яростные противники Путина. Чувствовали ли вы, что недоверие снижается по мере того, как продолжается правление Путина?

— «Недоверие снижается» — это вы преуменьшаете. После убийства Александра Литвиненко в 2006 году книга вышла на 20 языках. Переломным моментом было именно убийство Литвиненко, до этого на нашу книгу на Западе внимания никто не обращал.

— Согласитесь, что версия о том, что чекисты взрывают своих сограждан в мирных домах, это перебор.

— Это казалось перебором до тех пор, пока не выяснилось, что было всё именно так.

— Вы считаете, это выяснилось?

— Теракты, предшествовавшие Первой чеченской войне, «перебором» не казались. Потому что тогда расследование терактов находилось в ведении милиции, всех террористов арестовали, и все они оказались из спецслужб. Это не выдумка, об этом писали тогда газеты.

— Я не помню такого, чтобы все оказались из спецслужб. Криминальный авторитет Максим Лазовский, связанный с чеченским подпольем, как тогда говорили, утверждал, что корочки ФСБ использовал для прикрытия.

— Всё это подробно описано в нашей книге. А материалы все были из открытых источников, из неопубликованных источников у меня был только Александр Литвиненко.

— Теракты 1999 года отличались тем, что их расследовала уже не милиция, а ФСБ?

— Конечно. И тем, что после терактов 1994 года, в 1996-м, была арестована вся группа Лазовского. Состоялся суд, там выступали представители ФСБ, давали участникам группы положительные характеристики. Потом был убит следователь, который вел это дело, его фамилия была Цой. А подследственность по делам о терроризме передали в ФСБ. И после этого у ФСБ всё было нормально. До тех пор, пока двух человек в Рязани не поймали с поличным. Поэтому рязанский эпизод был последним: после него взрывать дома стало рискованно.

— Или просто началась Вторая чеченская, террористам стало не до домов в Москве?

— Да, Вторая чеченская началась в тот же день. Должен был взорваться дом еще в Самаре, его уже заминировали, но после рязанской истории решили не взрывать.

Вы можете, конечно, по-прежнему не верить. Но чем бомбежки Мариуполя и Одессы отличаются от взрывов жилых домов в Москве?

— В первую очередь они различаются объяснениями для своих. Если про Мариуполь еще можно навешать лапши, что там ни одного снаряда не попало по жилым домам и вообще всё это сами украинцы, то с Москвой и собственными согражданами так не получится.

— Только собственных сограждан в этой войне уже положили примерно 300–400 тысяч.

— У вас лично были сомнения в том, что Россию взрывает именно ФСБ? Вы называли одной из причин своей уверенности то, что по обвинению в терактах не осудили ни одного чеченца. Этого, по-вашему, достаточно, чтобы обвинять ФСБ?

— Когда Путин пришел к власти, он сразу начал ставить своих людей из ФСБ на главные политические, государственные, экономические должности. Для этого были свои предпосылки, как я понял позже. Существовал такой институт офицеров действующего резерва, и все ключевые позиции и без Путина уже были захвачены. Но когда именно Путин начал ставить своих и через это молниеносно захватил власть в России, мне стало интересно, как этот человек появился в должности президента. Это всё ведь произошло довольно стремительно. В России были довольно известные политики, а этот был никому не известен. И вот его сделали сначала директором ФСБ, потом премьер-министром, потом он стал президентом и начал Вторую чеченскую войну. Как это так получилось? Я начал смотреть на Путина. И в связи с этим что-то меня смутило в терактах 1999 года.

Тогда я решил посмотреть, что на самом деле происходило с теми взрывами домов, и стал анализировать произошедшее как историк. По образованию я историк. Больше всего меня смутил рязанский эпизод. Пресса в 1999 году была в России свободна, и про рязанский эпизод писали все. Как и про взрывы в сентябре в Москве, в Буйнакске, в Волгодонске тоже писали все. Но ни один журналист не связал эти события вместе.

Их рассматривали отдельно. Отдельно взрывы. Отдельно несостоявшийся взрыв в Рязани. Может быть, потому что это было страшно и рискованно — связывать эти события…

— Я помню, что как раз вся пресса, которую я читала, очень их связывала. Взрывы — это чеченские террористы, а «рязанский сахар» — учения по борьбе с террористами.

— То есть именно не связывала. Никто не сделал главного: никто не стал рассматривать рязанский эпизод как шаблон, по которому организовывались все сентябрьские теракты. Я сделал именно это.

У меня было два знакомых спецслужбиста. Один — Виктор Суворов, который жил в Англии, второй — Саша Литвиненко, который тогда был в Москве и уже вышел из тюрьмы. С Сашей у меня были доверительные отношения, потому что мы общались на протяжении тяжелых месяцев его жизни. Я помогал его семье, когда он сидел, и так далее.

Сначала я полетел встречаться с Виктором Суворовым, чтобы поговорить на эту тему. У нас были добрые отношения, но до этого мы ни разу не встречались. Это была первая наша встреча. Мы встретились в доме у Владимира Буковского, в Кембридже под Лондоном. И я ему сказал:

«Витя, я начал разбираться со взрывами домов, у меня получается такая-то странная картина, как будто взрывы готовила ФСБ. Вот ты работал в ГРУ. Предположим, тебе дают приказ взорвать жилой дом. Ты этот приказ выполнишь?»

Виктор говорит: «Юр, ты уже сам ответил на этот вопрос, сказав, что я работал в ГРУ. Мне какой приказ дают, такой я и выполняю. Приказы у нас под сомнение не ставят».

— Но это же не значит, что подобный приказ был?

— Конечно нет. Но мы обсуждаем не это, а момент психологический. Потому что проблема, которая у меня тогда возникла, была психологической. В 1999 году группа офицеров, как мы можем предположить по рязанской истории — из трех человек, получает приказ взорвать жилой дом. Они выполнят такой приказ или скажут тем, кто его отдал, что они с ума сошли? Виктор говорит: конечно, мы выполним. Я спрашиваю: а если в этом доме живет твой друг, ты его хотя бы предупредишь? Нет, говорит, не предупрежу. А если родители? Тоже, говорит, не предупрежу. А если брат, сестра?

— А если ребенок?

— Вот и я спросил про детей. У Виктора их двое, сын и дочка. Вот тут он задумался и говорит: если бы в этом доме был только сын, всё равно бы взорвал, а вот если дочка, то, думаю, не смог бы. И тогда я понял, что все эти мои интеллигентские вопросики к жизни отношения не имеют.

Дальше я полетел к Саше Литвиненко, сказал ему, что пишу книжку о взрывах домов в России и у меня есть вопросы. Он в то время работал в ФСБ, и вот ему, предположим, дают приказ взорвать дом. Взорвет он их или нет? Он говорит: да, взорвем. А чего, мол, такого, разве в Чечне мы мало убивали? Там разве не российские граждане были? Никаких проблем.

Тогда-то Саша и обратил мое внимание на одну вещь, которая помогла мне многое понять. А ты, говорит, посмотри, как Первая чеченская начиналась. Ведь Первая чеченская война тоже начиналась с терактов. Помните — 1994 год, взрывы в автобусах, попытка подрыва железнодорожного моста через Яузу, во время которой погиб сам террорист? Оказалось, что погибший был с офицерским удостоверением.

— Кажется, удостоверение оказалось поддельным.

— Это так объявили потом, что оно поддельное. Вообще, когда ловили спецслужбистов, то объявляли, что вовсе не спецслужбисты они и удостоверения у них поддельные. А для меня, когда я сопоставил это с тем, что уже знал к тому моменту, всё встало на свои места. Так что никакой идеи сочинять такую концепцию, что за взрывами домов стоит ФСБ, у меня не было абсолютно. Всё наоборот. Мне очень не по себе стало, когда оказалось, что за взрывами стоит ФСБ.

Более того, когда я уже почти написал книгу, я позвонил Вите Суворову и предложил: давай я ее тебе отдам, ты доведешь ее до ума, как хочешь, и сам опубликуешь, а я тебе помогу. Мне не хотелось в это влезать, мне важно было просто разобраться, скорее для себя, что это было и каким образом появился на сцене Путин. Но Витя отказался: не валяй дурака, твоя книжка, ты и публикуй.

Дальше уже я встретился в Загребе с Юрием Щекочихиным. Это был июль 2001 года, если не ошибаюсь. Он говорит: «Юра, зачем вы меня, старика, потревожили?» Я ему рассказал, что, мол, написал книжку. Он говорит: «В «Новой газете» на этой теме три месяца сидела вся редакция. Я знаю, что вы серьезный историк, но мне трудно предположить, что вы нашли что-то, чего не нашли мы». Всё-таки взял книжку на ночь. Утром он мне сказал: «Юра, я вас недооценил».

После этого был спецвыпуск «Новой газеты» с главами из книги. Это август 2001 года. Готовился он в абсолютной тайне, о публикации знали три человека. Вышла газета — и не было ни одного писка в ответ. То есть слова никто не сказал против. Прошло две недели, и Александр Проханов в своей газете «Завтра» написал: дескать, дорогие друзья, вы, может быть, не заметили, но две недели назад «Новая газета» опубликовала главы из книги Фельштинского и Литвиненко «ФСБ взрывает Россию», и почему-то мы не слышим протестов и возражений со стороны Кремля. Я вам объясню, почему мы их не слышим: «Новая газета» выстрелила по Кремлю из пушки, и этим выстрелом в Кремле всех убило. 

Только после этого появились какие-то публикации, я их с интересом какое-то время собирал. Больше всего мне понравилась публикация, где говорилось о том, что написать такое физически не могли ни Фельштинский, ни Литвиненко, а занимался этим целый отдел в ЦРУ, человек в триста, иначе всего этого было не накопать.

— Как получилось, что к выходу книги имел отношение Борис Березовский?

— К спецвыпуску «Новой газеты» он вообще никакого отношения не имел, он не знал о том, что выходит такой номер. О том, что я пишу что-то про взрывы, он вроде бы знал — и не знал. Те, кто работал с Березовским, понимают, о чем я говорю: он никогда ни на чем не сосредотачивал внимания.

Как-то мы заговорили с Березовским о взрывах в присутствии Буковского, это было в Ницце. И Владимир рассказал Борису, что я пишу такую книжку. Борис очень заинтересовался. Литвиненко как соавтора тогда еще не было, на тот момент это был исключительно мой продукт. И Борис так философски немножко говорит: «Интересно, а есть кто-то, кто об этом знает абсолютно всё?» Я отвечаю: есть Путин Владимир Владимирович. И Березовский вдруг оживился и говорит: «О! Правильная идея. Вы меня тут подождите, а я сейчас в Москву слетаю и спрошу у Путина, взрывал он дома или нет».

Я Бориса довольно давно знал, поэтому не очень удивился, а Буковский, конечно, рот открыл. Но Березовский не поленился, сел в свой самолетик и полетел в Москву. И на следующий день вернулся.

— И что ему сказал Путин?

— Мы с Буковским тоже спросили: ну как? Он ответил: «Пришел я к Володе, он мне с ходу начал пенять, что я наезжаю на него с Первым каналом по поводу «Курска». Я ему отвечаю: если бы я действительно хотел на тебя наехать, я бы спросил, кто взрывал дома в Москве в сентябре 1999 года. И, вы знаете, он промолчал. Он не сказал больше ни одного слова». И я понял, что для Березовского это было доказательством того, что дома взрывал Путин. Это была последняя поездка Бориса в Москву, больше он туда не возвращался.

— Зачем это нужно было Путину? Только ради того, чтобы его выбрали президентом?

— Вы знаете, есть такая страна — Россия. Это огромный праздничный торт. И за этот торт шла битва. Что вас тут удивляет?

— В 1999 году Россия была еще относительно нормальной страной.

— Россия была нормальной страной с конца 1989 года, но меньше десяти лет. В 1994-м уже чеченскую войну начали. Как оказалось, первую.

— Путин мог стать президентом и без таких страшных усилий.

— Мы же не просто о должности президента говорим. Мы говорим о президенте, который был до этого директором ФСБ. Мы говорим о том, что ФСБ ставила своего президента. Три кандидата, которые были у Ельцина, Примаков, Степашин и Путин, все каким-то образом были связаны с ФСБ. Примаков — бывший директор СВР, Степашин — бывший директор ФСК, Путин — бывший директор ФСБ. Это тоже не случайно. И мы говорим о том, что ФСБ как институт пришла к власти в 2000-м и уже от власти не ушла. То есть госбезопасность не просто билась за президентство в России своего человека на четыре года. 

— Они бились за него навсегда?

— Они бились за него навсегда. И ради этого для них взорвать несколько домов с какими-то там российскими гражданами… Кого вообще когда-нибудь волновали эти граждане в стране, где исторически террор был многомиллионным? Путина разве волнуют люди? По войне в Украине мы видим, до какой степени люди его не волнуют, независимо от того, русские это или украинцы. Люди — это последнее, что Путина волнует. Какие могут быть сомнения по поводу взрывов домов, где погибли «всего лишь» 300 человек?

— После теракта в «Крокус Сити» словосочетание «рязанский сахар» вспомнили очень многие. У вас такие ассоциации возникали?

— Для того чтобы этот теракт вызвал подобные ассоциации, прошло еще мало времени. Самые весомые доказательства того, что за терактами сентября 1999 года стояла ФСБ РФ, нам предоставило правительство РФ. Потому что в ответ на эти теракты была начата Вторая чеченская война. При этом в сентябрьских терактах не был задействован ни один чеченец. Там были люди, по версии ФСБ, из Карачаево-Черкесии, но это совсем другой регион. А войну начали против Чечни. Это первый момент.

Второй момент — дата начала войны: 23 сентября. Это тот самый день, когда были арестованы два офицера ФСБ, пытавшихся взорвать дом в Рязани. Это было самым весомым доказательством того, что всё делалось для оправдания начала войны. Войну нужно было начинать немедленно, иначе общественность и пресса связали бы рязанский эпизод со взрывами домов, и тогда всем стало бы ясно, что дома взрывает ФСБ. Войну начинать было бы поздно. Поэтому ее начали 23 сентября, в тот день, когда провалилась операция по подрыву дома в Рязани.

Если вернуться к нынешнему теракту, то нужно немного подождать, чтобы понять, какие будут последствия. И опять нам помогает разобраться в этом само российское руководство. 

Давайте посмотрим, что произошло.

Седьмого марта американцы предупредили своих граждан, находящихся в России, о том, что ожидают терактов в Москве в ближайшие 48 часов. Такое же предупреждение позже опубликовали Великобритания и другие союзники США. Как минимум российское руководство должно было обратить внимание на это предупреждение и дать правоохранительным органам и спецслужбам задание выяснить, что происходит. Если есть основания считать, что действительно готовится теракт, то как-то напрячься, насторожиться. Полицию, например, расставить вокруг мест, где планируются массовые мероприятия.

А что сделал Путин? Он выступил на коллегии ФСБ и сказал, что всё это шантаж и провокация. И что на предупреждение американцев не нужно обращать внимание.

— Это не значит, что мероприятий по предотвращению не было совсем. Мы можем о них и не знать.

— Нет, значит. Потому что мероприятий не было. Потому что конкретно рядом с «Крокус Сити» не было полиции. Потому что когда президент страны, тем более не вчера назначенный, а с 24-летним стажем, говорит подчиненным, что нельзя реагировать на провокацию, подчиненные именно так его и понимают: реагировать нельзя.

Конечно, в том, что произошло, виноваты в первую очередь террористы, которые убивали людей. Но в этом, безусловно, виновато и российское руководство, которое в своей умопомрачающей ненависти к Украине и к Западу не воспринимает предупреждения об угрозах, исходящие из Соединенных Штатов.

Дальше выступил Путин и объявил: террористы, дескать, террористами, но мы-то знаем, что за этим стоят украинцы и американцы.

Хотя абсолютно всем, у кого есть голова на плечах, а в этой голове есть мозги, понятно, что Украина здесь уж точно ни при чем.

В общем-то, не имеет значения, что именно говорит Путин своим гражданам: за пределами России ему всё равно никто не верит, а внутри России всё равно нет обратной связи между тем, кто говорит, и теми, кто слушает.

— Точнее, в России Путину всё равно верят.

— Мы этого не знаем, потому что нет обратной связи. Но это и не имеет значения. Поведение российского народа не меняется в зависимости от того, во что люди верят или не верят. Правительству важно, чтобы не было протестного движения, а в армию шли те, кого призовут. И вроде бы так всё и происходит.

Но вот дальше нужно смотреть, как отреагирует на теракт государство. Сейчас все оживились по поводу отмены моратория на смертную казнь. В принципе, к этому очень давно и настойчиво призывает в своем телеграм-канале Дмитрий Медведев.

— Мы же не будем всерьез обсуждать то, что пишет Дмитрий Медведев?

— Ой, нет, это абсолютно неправильно. Всё, что пишет Дмитрий Медведев, нужно обсуждать абсолютно всерьез, потому что Медведев — это сейчас главный индикатор планов Российской Федерации на будущее. Поэтому всё, что пишет Медведев, нужно воспринимать абсолютно буквально.

— И что вы видите по этому индикатору?

— Медведев давно жалуется на то, что отсутствие смертной казни мешает борьбе с врагами — внутренними и внешними. Он давно говорит, что, несмотря на отсутствие смертной казни, нужно понимать, что с осужденными «врагами народа» может что-то случиться, например, в тюрьме, поэтому не нужно считать, что если в России формально нет смертной казни, то врагов нельзя покарать смертью. Он это говорил еще до гибели Алексея Навального.

А совсем на днях Медведев опубликовал еще один абсолютно садистский, варварский текст на тему смертной казни: о том, что мы, мол, убьем всех, кто стоял за этим терактом, кто его готовил, кто к нему подстрекал, «убьем», «убьем», «убьем»… А Медведев, между прочим, не только бывший президент и премьер-министр, он еще и юрист. То есть всё это говорит юрист.

Тем временем у подозреваемого в терроризме при задержании отрезают ухо, записывают это на видео и это видео вывешивают на всеобщее обозрение. А посмотрите, в каком состоянии привезли этих самых подозреваемых в суд. И я не помню, были ли у них адвокаты. И суд абсолютно не возражает против такого положения вещей. Это, к сожалению, новая норма в сегодняшней России. И я думаю, что это не первое ухо, отрезанное тем офицером. И что-то я не слышал призывов отдать его под трибунал за превышение служебных полномочий.

— Эта новая норма проявилась на фоне теракта или теракт произошел в условиях этой новой нормы?

— Ну, ухо отрезали перед камерой уже после теракта.

— А кувалдой убивали человека перед камерой задолго до теракта.

— Вы правы, кувалдой — это уже было раньше. И информация о том, как мучают в российском плену украинских военных, тоже появлялась раньше. Это Россия, с которой мы сегодня имеем дело.

— Вы сказали, что оценивать этот теракт надо будет по последствиям. А какими должны быть последствия, чтобы вы по ним что-то сказали?

— Если, допустим, вернут смертную казнь со ссылкой на этот теракт, у меня появятся подозрения, что его могла ФСБ если и не организовать, то допустить. Чтобы под этим предлогом вернуть смертную казнь.

— Зачем? В России еще до войны почти половина опрошенных поддерживала возвращение смертной казни, а с началом войны их число растет. Что мешало сделать это без теракта? Или — что мешало ударить по Украине еще сильнее без того, чтобы повесить на нее теракт?

— Ударить еще сильнее по Украине ничего не мешало. И к новой волне мобилизации теракт тоже никакого отношения не имеет. А вот к возвращению смертной казни — имеет. Партийные чистки 1930-х годов в СССР начались с убийства Кирова 1 декабря 1934 года. Это было использовано, чтобы начать волну репрессий. Хотя, казалось бы, их можно было бы начать и без этого убийства.

— Всё-таки это не то, в чем вы обвиняли Путина в 1999 году.

— Конечно, не то. Потому что в Рязани поймали двух офицеров ФСБ с поличным. Точнее, в Рязани местная ФСБ арестовала двух террористов, а те предъявили удостоверения сотрудников центрального аппарата. Если бы, допустим, задержанные предполагаемые террористы предъявили нам удостоверения сотрудников ФСБ, мы бы больше могли сказать о том, кто готовил теракт. Но ситуация пока другая.

Понимаете, в 1999 году Россия была еще относительно свободной страной. В ней была свободная пресса. И была предвыборная борьба, в которой разные политические силы конкурировали. Да, был Путин, но были и другие люди, которые играли против Путина, хотя были и сами из спецслужб. Было какое-то противоборство, поэтому всё и вылезло наружу. Сейчас ничего подобного нет. Сейчас есть единый фронт руководства РФ — и никакого противодействия ему в стране.

— Тем более — зачем ФСБ что-то такое предпринимать?

— Мы знаем, что ФСБ, а до нее КГБ всегда, еще с советских времен, занимались поддержкой и обучением террористических организаций. После теракта 7 октября в Израиле мы видим, что эта поддержка уже не скрывается, по каким-то причинам Россия решила больше не маскироваться, в Москву прилетают представители ХАМАС и «Хизбаллы», началось открытое военное и политическое сотрудничество России с Ираном.

Опять же, Медведев где-то месяц назад опубликовал текст о том, что российское руководство будет поддерживать все антизападные силы во всем мире. Понимаете? Они берут такую установку — на поддержку любых антизападных движений во всем мире, чтобы менять правительства и влиять на выборы. Не то чтобы это было чем-то новым, но раньше это хотя бы скрывали, а теперь декларируют как официальную политику.

— К «антизападным силам», которые обещает поддерживать Медведев, ИГИЛ, ХАМАС, «Аль-Каида» и другие исламисты тоже относятся?

— Медведев, скорее всего, имел в виду все-таки поддержку политических партий — леворадикальных, праворадикальных, ультраконсервативных и так далее. Но если возвращаться к террористам, то их вербовкой для проведения террористических операций за границей ФСБ занимается давно. В начале 2000-х годов этим занималось Второе управление ФСБ, потом его стали называть Второй службой, они всё время меняют названия. Году в 2012-м этим занимался отдел генерала ФСБ Михаила Белоусова. В его подчинении была группа из 50 офицеров ФСБ, их специальностью была вербовка террористов из числа людей мусульманского вероисповедания. Искали их и среди граждан России, и в мусульманских странах — бывших республиках СССР.

Восемь завербованных агентов в подчинении каждого офицера.

Итого в распоряжении Белоусова были 400 человек, которых тренировали, обучали и засылали с иностранными паспортами за границу для проведения терактов.

Может быть, вы помните: была волна терактов в Европе, и каждый раз обнаруживался странный «русский след». То террорист оказывался выходцем из Дагестана, то он был из бывшего советского Узбекистана. Странные были такие террористы: относительно молодые люди, которые жили себе в Европе — и вдруг шли совершать теракт.

— На Западе и без этого Белоусова могли оказаться выходцы из мусульманских стран, и они могли сами радикализироваться, их не нужно было для этого обучать в российской ФСБ. Помните Бостонский марафон и братьев Царнаевых — уроженцев Кыргызстана?

— Теракт во время Бостонского марафона — это была на 100 процентов эфэсбэшная операция. У меня на эту тему опубликована статья, где я подробно всё описываю.

— По каким признакам вы определяете эфэсбэшную операцию?

— Старший брат Царнаев перед терактом провел несколько месяцев в России. Я знаю и называю в статье человека, который был его куратором. Он много лет назад был заслан в США, жил в Бостоне, в 15 минутах от моего дома. Есть в этой истории другие люди, о которых я рассказываю. Возможно, младший брат оказался под влиянием старшего, это вещь понятная. Но старший брат был в списках подозреваемых в терроризме и у американских, и у российских спецслужб, которые тогда еще сотрудничали, и при этом беспрепятственно провел в России несколько месяцев, потом вернулся в Бостон и устроил теракт. Это не говорит вам о том, кто за этим терактом стоял?

— То, что произошло в «Крокус Сити», очень похоже на нападение на концертный зал «Батаклан» в Париже. Это значит, что организаторы одни и те же?

— Когда выходец из Российской Федерации, условно — чеченец, совершает теракт в Соединенных Штатах или где-нибудь в Европе, мне хочется задать вопрос: этому чеченскому экстремисту некого убивать в Российской Федерации, которая вела с его народом две войны и истребила сотни тысяч людей? Почему этому чеченскому экстремисту необходимо ехать в далекую Америку или во Францию, чтобы там устроить теракт?

Я говорю о тех терактах, в которых оказались замешаны выходцы из России или бывших республик СССР. Это важный момент, потому что вербовка людей мусульманского вероисповедания шла именно в бывших советских республиках. Как минимум потому, что это проще. Нет языкового барьера, есть общий язык не только в смысле лингвистическом. И когда вдруг оказывается, что бывший российский или советский гражданин, приехавший во Францию, получивший там убежище, вдруг совершает там теракт, это наводит на мысль о том, что его вербовали и обучали по линии ФСБ.

— А зачем? Просто ради дестабилизации?

— А зачем России надо было начинать войну с Грузией в 2008-м? Зачем надо было начинать войну с Украиной в 2014-м? Зачем начинать в 2022-м большую войну, которая потребует перестроить всю экономику страны, весь ритм жизни?

— У вас есть ответ на все эти «зачем»?

— Есть. Но на эту тему у меня есть книги и статьи. Одна из последних моих книг называется «От красного террора к террористическому государству. Спецслужбы России в борьбе за мировое господство». Там я рассказываю, как начиная с 1918 года российское руководство ставило перед собой задачу по захвату мира. Мы все знаем о теории мировой революции, мы знаем о теории перманентной революции Троцкого. Мы знаем сталинскую политику просто тупого военного захвата, которая сорвалась из-за появления у США ядерного оружия в 1945 году. Тогда появилась концепция мирного сосуществования. И до 1991 года мир жил в рамках этой концепции, все понимали, что режимы могут быть разные, но победить в ядерной войне невозможно, поэтому лучше не воевать. А после 2014 года Путин сформулировал новую концепцию. Помните?

— «Мы попадем в рай, а они сдохнут» — это?

— Совершенно верно. Это была абсолютно новая концепция, но в остальном Путин продолжает сталинскую политику захвата мира. Под прикрытием новой концепции о победе в ядерной войне. Поэтому ситуация очень серьезная. Останавливаться Путин не планирует.

Его идея в том, что у России есть ядерное оружие, все об этом знают, Россия — страна «отмороженная», она готова весь мир угробить, поэтому воевать с ней никто не будет, а все будут капитулировать. 

Вы спрашиваете, зачем нужны теракты. Они ослабляют противника. Это кровопускание. Советский Союз занимался этим всегда. Поэтому, если вернуться к вашему вопросу о «просто ради дестабилизации», то да — ради этого. Дестабилизация ведет к упрощению захвата. Дестабилизация — это подготовительная фаза операции по захвату. Путин не случайно сформулировал и продал российскому народу миф о «русском мире», о том, что все русские должны быть объединены и жить в границах одного государства. Это на самом деле гитлеровская теория. Путин ее у Гитлера позаимствовал. Он много всего заимствует у Гитлера и Сталина.

Ирина Гарина