Вы здесь
Разруха в головах
В своей статье "О РИТОРИКЕ СИМУЛЯКРОВ", Лассан Элеонора Руфимовна, профессор кафедры русской филологии Вильнюсского университета, отмечает такие наблюдения:
Анализируя официальную российскую риторику последних лет, нельзя не обратить внимания на явление, которое в когнитивных терминах можно было бы охарактеризовать как явление блендинга – совмещения в ментальном пространстве как модели ситуации, концептуализируемой человеком, элементов, принадлежащих, в свою очередь, к разнородным ментальным пространствам. Ментальное пространство, по Ж. Фоконье, предложившему сам термин, строится таким образом, чтобы избегать противоречий внутри него (Fauconnier G., 1979). Блендинг есть как раз нарушение этого правила – элементы, объединяемые в одно пространство, противоречат друг другу. В философском смысле можно говорить о риторике симулякра в «эпоху симулякра» (Бодрийар, 2000)
Обратимся к анализу ряда фактов из области вербальных и визуальных риторических средств, используемых сегодня на официальном уровне для выражения определенной идеологической позиции и соответствующего воздействия на адресата.
11 ноября 2003 г. новостные российские программы показали эпизод выступления президента России на встрече с работниками муниципальных органов, в рамках которого В.В. Путин произнес следующую фразу: «Демократия на местах – основа народовластия». Будучи тождественными по смыслу, слова народовластие и демократия относятся к разным идеологическим полям (иначе фраза президента была бы тавтологической), или в терминах французской школы анализа дискурса, - к разным дискурсным формациям. Народовластие – своеобразный «ретро-знак», актуализирующий ценности предшествующего 1985 году социально-политического периода. Русская калька демократии перестает быть «плавающим означающим», т.е. словом, способным употребляться в любых дискурсах (Жижек, 1999, 93), и обрастает соответствующими идеологическими коннотациями, включаясь в идеологическое поле с такими означающими, как социальная справедливость, равенство, общественная собственность на средства производства.
Демократия – одно из ключевых слов российских политических дискурсов перестроечного и постперестроечного периода. Оно активизирует в сознании означающие из иного идеологического поля, находясь с ними в текстах в отношении синтагматической близости: свобода, права человека, презумпция невиновности и т.п. Ср. замечание представителя партии «Яблоко» С. Митрохина после поражения его партии на выборах: «В России сегодня на площадь никто не выйдет, чтобы защищать демократию и свободу». В сущности, включая через точки пристежки соответствующие идеологические поля, фраза президента апеллирует к разным ценностям общественного сознания.
«В нашем общественном сознании, - пишет известный исследователь политического дискурса А.Н. Баранов, - отчетливо противопоставлены два ценностных полюса, на одном из которых находятся категории СПРАВЕДЛИВОСТИ и РАВЕНСТВА, а на другом – концепт СВОБОДЫ. Остальные ценности тяготеют в политических дискуссиях к одному или другому полюсу» (Баранов, 1990, с. 166).
Итак, президент России в одном высказывании употребил слова из разных идеологических полей, активизировав в сознании слушателей определенный политический интердискурс – сферу «памяти говорения», «которая проявляется в виде <…> уже сказанного», некий комплекс дискурсных образований, «область знания, памяти» (Пульчинелли-Орланди, 1999, с. 214). Одно из этих слов, думается, занимает доминирующую позицию при определении идеологических предпочтений говорящего: демократия определяет положение на местах, народовластие характеризует тип общественных отношений во всей стране. К тому же неоднократное употребление слова народовластие должно сделать эти предпочтения явными. Когнитивисты могут констатировать в анализируемой фразе явление блендинга – совмещения разных ментальных пространств, вместе с тем когнитивисты, анализирующие риторические средства дискурса, не могут не задаться вопросом: п о ч е м у о н т а к с к а з а л? (один из вопросов, предлагаемых Ч. Филлмором при анализе порождения текста). Предложим свой вариант ответа на этот вопрос: слово произнесено в момент борьбы с «олигархами» (в обыденном представлении – богачами) и коррумпированными представителями власти (на Дальнем Востоке в это время происходит арест крупных чиновников).
Являясь составляющей определенного идеологического поля, народовластие включает в сознании носителей дискурсов, отражающих эти идеологические поля, оппозицию народ – не-народ. Словари (МАС) фиксируют четыре значения слова народ: 1) население той или иной страны; 2) нация, национальность; 3) основная трудовая масса населения страны; 4) люди, из которых, как показывает и художественная практика русских писателей [Ср. «Где народ, там и стон» (Некрасов), «Народ и интеллигенция» (Блок)], и выражение выйти из народа преобладающим в сознании носителей языка является одно – третье значение. Соответственно, не-народ противостоит народу по имущественному и социальному признаку: референтная группа второго члена имеет доступ к материальным благам и властным полномочиям. (Сказанное позволяет мотивировать необходимость популярного в советское время лозунга «Народ и партия едины» - в нем декларируется единство допущенных и не допущенных к власти.)
Гиперонимом по отношению к именам понятий народа и не-народа (второе понятие могло получать различные наименования, обусловленные временем и идеологией: барство, дворянство, богачи, эксплуататоры, интеллигенция, олигархи и т.д.) можно считать имя нация, практически мало использовавшееся в русской речевой практике для обозначения «устойчивой общности людей, связанных с общностью языка, территории, ... психического склада...» (МАС). Видимо, можно говорить о том, что в странах декларируемого социального равенства социальные процессы приводили к тому, что объем понятия нация редуцировался до объема понятия народ, отраженного в указанном выше значении слова. Интересно, что одно из первых языковых изменений в литовском языке «революционного» и «постреволюционного» периода коснулось именно восстановления в правах слова tauta (нация) – не употреблявшегося в советский период: оно вытеснило из современного употребления слово liaudis (народ), характерное именно для советского периода литовского языка. Возвращение слова tauta знаменовало ориентацию на объединение этнически однородных членов общества, ранее разделяемых по классовому принципу.
Как уже говорилось, слово демократия активизирует в
сознании потребителя современных политических дискурсов имена таких понятий, как
свобода слова, права человека, презумпция невиновности и т. п., поскольку является
узловой точкой содержащего эти понятия идеологического поля, а народовластие
«включает» поле с иными идеологическими установками: всеобщего равенства,
общественной собственности на средства производства и т.п.. Если «демократия» как
идеологическое понятие предполагает всеобщие права человека (в том числе богачей и
олигархов), то «народовластие» как идеологическое понятие «вручает» права одной
части нации, именуемой народом, и исключает из обладателей прав человека другую
часть нации – некогда эксплуататорские классы, превратившиеся сегодня в олигархов.
Таким образом, В. В. Путин употреблением слова народовластие подтверждает
объявленную олигархам (=эксплуататорам) войну, актуализируя ценности
предшествующего 1985-ому году периода.
Если вслед за А. Н. Барановым принять мысль о том, что революционная ситуация
сопровождается специфическими когнитивными процессами, к числу которых относится
мобилизация новых ценностей, актуализация ценностей непосредственно
предшествующего социально-политического периода, актуализация культурно
обусловленных ценностей, имеющих глубокие корни в общественном сознании социума,
то следует признать, что произнесенная президентом России фраза намечает контуры
такой ситуации. Правда, фраза, соединяющая идеологические поля народовластия и
демократии в сознании говорящего и его слушателей, еще не говорит о радикальном
отходе от ценностей периода с преобладанием идеологического поля демократии:
говорящий словно находится на перепутье, выбирая в качестве доминирующей
идеологическую установку, по его представлению, в большей мере соответствующую ожиданиям слушателей (Баранов, 1990, с. 166). (Интересно, что 16 мая 2003 г. В.В. Путин в специальном послании Федеральному Собранию в качестве приоритетов развития России говорит о развитии гражданского общества с у с т о й ч и в о й д е м о к р а т и е й.)
Реконтекстуализация народовластия вместе с составляющими соответствующего идеологического поля может означать и воссоздание на уровне действительности типа устройства, соотносимого с соответствующим именем и не совместимого по ряду признаков с общественным устройством, моделируемым идеологическим полем демократии. В таком случае фраза В.В. Путина демократия на местах – основа народовластия в качестве референта имеет некий фантазм, подобный кентавру, - устройство с несовместимыми идеологическими ориентирами. Это устройство не может отвечать полностью ни модели народовластия, ни модели демократии, являясь неким обманчивым подобием, маской последних, тем, что сегодня принято обозначать достаточно расхожим термином «симулякр». Приведенная фраза как раз относится к области такой риторики – в ней обретают голос обманчивые подобия декларируемых общественных устройств, ни одно из которых не может до конца состояться.
Риторика симулякров являет себя не только в области вербальных дискурсов – некоторые официальные «действа» несут на себе ее печать. Так, 25 июня 2000 года Патриарх Алексий служил в селе Раменском молебен в честь двухтысячелетнего юбилея христианства. Около 3000 тысяч артистов участвовали в театрализованном представлении на евангельские сюжеты. Молебен и представление происходили на стадионе (!). Место, предназначенное для демонстрации возможностей тела, приспосабливается для действа во имя утверждения христианского духа. Элементы ментального пространства средневековой мистерии контаминируются с ментальным пространством стадиона, мыслимого в советское время как место проведения празднеств, напр., парадов физкультурников, в рамках которых в свое время разыгрывались свои, явно мирские, сюжеты. Что перед нами, как не обманчивое подобие религиозных торжеств, симуляция религиозной духовности? Средневековые мистерии разыгрывались тоже в мирских местах – на площадях, но слово стадион вписывается в особый интердискурс, которого не было у слова площадь, дискурс состязательности, несовместимый с дискурсом христианского укрощения гордыни.
21 февраля 2003 года. Концерт ко Дню защитника Отечества из Кремлевского Дворца. В первом ряду первые лица государства, царит атмосфера серьезности и торжественной патетики. На сцене - б у т а ф о р с к а я триумфальная арка. Александр Розенбаум в форме морского офицера с орденами на груди. (Был ли А. Розенбаум когда-нибудь морским офицером?) О. Газманов исполняет песню «Господа офицеры», после которой зал встает в почтительном молчании. Далее Алла Пугачева и Филипп Киркоров нарушают атмосферу серьезности поп-шлягерами. Все действо соткано из несоизмеримых элементов, подчеркивающих симуляцию былых торжеств: соединение попсы и торжественного патриотизма, исполнение песни, посвященной памяти б е л ы х о ф и ц е р о в, уничтоженных Красной армией, день учреждения которой стал Днем защитника Отечества. Фантасмагоричность сочетания названных элементов подчеркивается особенно заметной в этой атмосфере бутафорией величия: ненастоящей триумфальной аркой, ненастоящим офицером-героем. Перед нами то, что можно назвать, по Делёзу, образом, лишенным подобия, с серьезными советскими праздниками, единство стилистики которых обеспечивалось единством и внятностью идеи – почитания величия социалистического Отечества и его структур
Таким образом, и в данном случае блендинг как когнитивное явление – совмещение в одном ментальном пространстве (официального праздника) противоречащих друг другу элементов – рождает симулякр. Видимо, в сфере, связанной с идеологией, знаки из разных «сфер памяти говорения» чутко реагируют на соседство друг с другом – оно превращает попытки вернуться к некоей старой идее в надевание маски этой идеи, которой уже трудно обмануть, как сторонников, так и противников этой идеи. «Симулякры же уподобляются ложным претендентам, возникают на основе отсутствия сходства, обозначают существенное извращение или отклонение <…> Симуляция неотделима от вечного возврата...» (Делёз, там же). Живя в эпоху симулякров, нам, видимо, стоит помнить и мысль Ж. Бодрийара о том, что всякая идеология исчезает под напором знаков-мутантов, не имеющих означаемого, и мысль Ж. Делёза о том, что симулякр подвергает нас власти лжи.