Самая национальная скрепа - традиция страха

Виктор Шендерович побывал с концертами во многих американских городах. В Вашингтоне на минувшей неделе перед концертом, прошедшим с аншлагом, он дал интервью.

В России до удивительного мало открытой политической сатиры сейчас. В чем тут дело? Почему нет «стэнд-ап комеди» по клубам, где бы люди, которые хотели бы сказать смешное про власть, делали бы это?

Тут есть две составляющие. Есть просто страх, который пронизывает, вернувшийся страх с появлением Путина. Это связано с традициями – традиция страха есть, а традиции открытой сатиры нет.

Сатира всегда была в противостоянии с цензурой, это все было в «подземных реках», лучшее, что мы знали: 63 года от написания до опубликования «Собачьего сердца», 66 лет – от написания до опубликования замятинского романа «Мы», и так далее. Лучшее, что мы знали вовремя, — это были анекдоты, частушки. Сейчас уже новые времена – «фотожабы», другие жанры, но тем не менее, блестящая сатира есть в Интернете: блестящие байки, анекдоты, демотиваторы, как это сейчас называется.

 Да, но стэнд-ап – это то, что собирает живых людей. Почему его – сатирического – нет?

 Да, живые люди собираются не в Интернете, но площадка эта уязвима. Российское начальство очень легко отбивает охоту у таких организаторов таких «стэндапов» – там немедленно появляется санэпидемстанция, пожарная инспекция, налоговая инспекция, и так далее. Все это пройдено много раз. Я прошел путь от, извините, телезвезды и двадцати ежемесячных аншлагов в театре «Сатирикон» как автор программы «Куклы» до запрета на выступление в библиотеке города Новосибирска перед слабовидящими: видимо, побоялись, что прозреют. Так что я этот спуск осуществил. Я видел, как с 2000 года по 2015 все это, можно сказать, деградировало. С другой стороны, это традиция, традиция страха, первый анекдот, который появился про Путина, – это был анекдот про страх. А анекдоты очень точно сигналят симптоматику, поэтому тут удивляться нечему. Есть, повторяю, встречное движение двух явлений. Одно – конкретное давление власти, и примеры, хотя бы мой, для того чтобы отбить желание у организаторов. Несколько организаторов попали на большие деньги, потому что они меня приглашали, снимали залы, проводили рекламу, а потом вынуждены были отменять. Когда счет зашкаливает за десяток, то одиннадцатый просто не приглашает. Это называется дрессировка, просто как у собаки – на повторение. Но есть еще вопрос более широкий – традиции. У нас нет традиций эстрады стэнд-апа, у нас нет традиции обсуждения власти. Она чуть-чуть появилась в короткое десятилетие, когда мы начали озираться на Запад и смотреть, а как там. Вот этой традиции польской, французской, американской – выйти и начать мордовать прилюдно, вспомнить хотя бы Джона Стюарта (бывший ведущий популярной сатирической программы в США) американского – этого в России нет.

 Как тебя принимают в США? Насколько важно для тебя это, какие темы здесь наиболее услышаны?

 Принимают хорошо, и, спасибо Путину, количество принимающих увеличивается. И в Бостоне, например, собралось в эту поездку на 100 человек больше, чем собралось в прошлый раз, – это новые люди приехали. В нескольких городах уже за эту поездку одна и та же ситуация, как будто специально, ко мне подходят люди и говорят – вы знаете, вы наше первое американское впечатление. «Мы неделю как из Екатеринбурга», – сказали мне вчера в Филадельфии, – и вы — наш первый выход в американскую культурную жизнь». Прибавляется этой публики, и это не худшие люди, судя по глазам, по речи. Это образованные, интеллигентные, приличные люди. Темы – кто-то хочет, чтобы я непременно говорил про Путина, чтобы я непременно делал то, что я делаю на «Эхе Москвы». Но мне кажется это странным: я все-таки приезжаю с литературными текстами. Принимают замечательно, публика разная, конечно, от города зависит: разное и благосостояние, и возрастной ценз, все немножечко по-разному. Но в целом, конечно, это очень доброжелательная, теплая, хорошая публика.

 Ты уже не первый раз в Соединенных Штатах. Над чем смеются в России, над чем – здесь, успел ли ты заметить разницу?

 Некоторое отличие только в условно «еврейской теме». Миниатюры на эту тему, «еврейский цикл» – пара моих миниатюр, рассказы, написанные в разные годы, я могу читать здесь, в смысле, за границами России – в Израиле, в Австралии, в Германии, и условно, если бы меня пустили в Екатеринбург или Новосибирск, я бы обошелся без этой темы, потому что она меньше отзывается. Тут это вызывает эмоцию, потому что юмор здесь – в контексте. А все остальное – вы не угадаете, если пустить аудиозапись моего концерта, не угадаете – это Мельбурн или Нарьян-Мар. Потому что на меня приходят те люди, которые сейчас уже знают, зачем они приходят. Раньше могли быть недоразумения, и приходили люди в ожидании условного Петросяна, «Вечера юмора», а тут – я, не имеющий никакого отношения к юмору в их понимании, и мы не совпадаем. Сейчас уже приходят люди на меня, они знают, чего хотят, они меня читали, они меня слышали. Мы читали одни книги мы совпадаем в смысле интонаций. И вы не угадаете – это интеллигентная публика в Нарьян-Маре или в другом городе.

 С чем ты в Соединенных Штатах, что у тебя за программа?

 Программа называется «Блокада мозга». В разных городах, кстати, разная программа, потому что где-то я не был дольше, где-то бывал чаще, где-то недавно был. Программа «Блокада мозга» – это литературные и публицистические тексты из книги «Блокада мозга», короткие рассказы, короткая драматургия – рискую читать отрывок из новой пьесы, из нормальной полнометражной пьесы, еще – стихи, афоризмы, короткий жанр. Но это прежде всего литература, никаких политических дебатов. Я говорю, что у Ильфа и Петрова у пророка спрашивали – «когда появится в продаже масло», и «еврей ли вы», а в моем случае спрашивают – «когда уйдет Путин» или про Лесю Рябцеву (помощник главного редактора радиостанции «Эхо Москвы»), теперь такой новый цикл вопросов. Я, чтобы не слышать про Лесю Рябцеву, специально приехал в Америку, поэтому никаких ответов на эти вопросы не даю.