Общественно-политический журнал

 

Честный независимый бизнес в России невозможен, возможно лишь соучастие в преступных группировках на долях с властью

Прошло десять лет с тех пор, как Дмитрий Медведев, в то время – президент России, призвал правоохранительные органы перестать "кошмарить бизнес". Цитата стала мемом, но масштабы "экономических посадок" с тех пор лишь возросли. Только в 2017 году по 159-й статье (мошенничество) были осуждены 229 тысяч человек. Массовое преследование предпринимателей не только мешает развитию экономики, утверждают бизнес-омбудсмены, но и ломает конкретные судьбы.

Новочеркасский предприниматель Юрий Осипенко провел в СИЗО семь с половиной лет, семь из которых он ждал предъявления обвинения. Меру пресечения ему продлевали 28 раз, 680 раз он побывал "на этапе", когда его в автозаке возили из СИЗО в суд. Новочеркасский городской суд приговорил Осипенко к девяти годам колонии общего режима, хотя родные по-прежнему убеждены в его невиновности.

– Юре в мае исполнилось 42 года. Он не успел жениться, родить детей, у него отняли лучшие годы и здоровье, – с болью говорит его мама Лариса Константиновна. – СИЗО дает о себе знать, особенно этапы. По сути, автозак – это железная клетка, в которой он сидит в вынужденном стесненном положении, бывало, что по 6–8 часов. При летней жаре там внутри +70 градусов, зимой при –30 на улице в автозаке –50. В СИЗО он заболел гепатитом А, желтухой, из-за плохих условий содержания приобрел желчекаменную болезнь, на нервной почве произошло нарушение аутоиммунной системы. Такие заболевания обычно появляются у людей к шестидесяти годам.

В российских тюрьмах не то что не лечат – таблетки не дают. Лекарства можно получить только после назначения врача, а врачей в СИЗО нет. Родители через ФСИН добивались осмотра Юрия специалистами, возили его на обследование в клинику, а потом ставили капельницы и выписывали лекарства. Лариса Осипенко рассказала, что другой обвиняемый по тому же делу участвовал в судебном заседании лежа на носилках и умер в СИЗО. Он был в предынсультном состоянии, но прокурор сказала, как припечатала: "Вы нас всех переживете".

– Передачи только 30 кг в месяц, – вспоминает она. – Раньше вещи шли отдельно, потом стали приравниваться к общей посылке, значит, чего-то недодашь: положил ботинки – минус 2 кг колбасы, куртку – минус 1 кг овощей. Кондиционеров в СИЗО нет, вода большая ценность: положишь упаковку, а потом высчитываешь каждый грамм.

До преследования Юрий Осипенко возглавлял семейный инновационный бизнес по разработке и изготовлению уличного освещения на основе светодиодных ламп – прорывная технология для начала 2000-х.

– Он патриот, хотел жить только на родине, – говорит Лариса Осипенко. Она родила сына в Узбекистане, куда их с мужем судьба занесла после окончания вуза. В 90-е семья вынуждена была вернуться в Россию и начать все с нуля. – У нас после развала Союза был выбор: уехать жить за границу или в Россию. Наш 16-летний сын тогда сказал: "Я никуда не уеду из России, это будет равнозначно тому, что лишусь или руки, или ноги".

Отец Юрия Владимир Павлович в Ташкенте разрабатывал анимационное световое оборудование для ресторанов и ночных клубов. Талант изобретателя передался сыну, который после окончания вуза с красным дипломом подключился к семейному бизнесу в Новочеркасске. Юрий смог создать инновационное предприятие, которое занималось разработками и выпуском светодиодных ламп. В 2006 году их применили для освещения улицы в Азове. Компания Осипенко создала подсветку Триумфальной арки в Новочеркасске, зданий Государственного банка и областной администрации в Ростове и даже олимпийских объектов в Сочи.

Сейчас Юрий Осипенко отбывает срок в колонии ИК-10 Ростова-на-Дону, в бараке на 200 человек.

Есть такая тюремная поговорка: "Дали год – дождется жена, дали пять – только мать". Юрию повезло, что все это время его поддерживают не только родители, но и сестра Ксения, которая держит тесный контакт с бизнес-омбудсменом Борисом Титовым и правозащитником Валентином Богданом, который защищал его в суде.

Инновации за решеткой

В 2008 году Осипенко проходил свидетелем по делу о хищении денег у пайщиков кредитного кооператива "Инвестор-98", по сути – пирамиды. Его компания "Церс" находилась с кооперативом в одном помещении. Юрий сначала проходил свидетелем по делу о мошенничестве, а потом его вместе с руководителями кооператива сделали обвиняемым и поместили в СИЗО, рассказывает Лариса Осипенко.

– Его осудили не за мошенничество, а по ст. 160, "Хищение и растрата вверенного имущества должностному лицу". Думаю, он заложник ситуации, а те люди, кто стоит за этим кооперативом, кто украл деньги вкладчиков, повесили эти деньги на него, – рассказывает Лариса Осипенко. – Более того, повесить нужно было на молодого, на предпринимателя, чтобы потом требовать с него выплату ущерба. Никто не хочет разбираться по существу: не исследуют бухгалтерские счета, потому что заказчикам выгодно отвести подозрения от себя. Вот и держат так долго.

– Это классический пример возбуждения уголовного дела ради того, чтобы отобрать бизнес. Все говорит о том, что это рейдерский захват, – делает вывод бизнес-омбудсмен Борис Титов, который навещал Юрия Осипенко в новочеркасском СИЗО. – Я удивляюсь его силе воли. Даже находясь в СИЗО, он изобретает. Говорил о лазерных светильниках, которые должны прийти на смену светодиодам. Если бы Осипенко не сидел, думаю, у нас они бы уже были. Он мог бы развивать лучшие технологии мирового уровня и зарабатывать для себя и для страны, а вместо этого сидит в тюрьме.

Семье Осипенко до ареста Юрия принадлежали два бренда – "Церс" и "Нотис". Сохранить удалось только один. "Нотис" вместе с наработками, оборудованием и продукцией забрали конкуренты, воспользовавшись ситуацией.

– Когда его арестовали, у нас ноль был в кармане, стали думать, что делать, как жить, – вспоминает Лариса. – Муж разработал два светильника, продали их. На эти деньги начали новые разработки.

Она рассказывает, что первое время работали в собственной квартире, "сами придумали станки для изготовления продукции". После того как пошли более-менее массовые заказы, сняли помещение, где по сей день и находится "Церс".

– Люди, отобравшие бизнес, не смогли забрать наши "мозги" – патенты. Они работают на старых технологиях, а у нас сейчас совершенно новые разработки. Но мы не можем развивать бизнес – нам никто не дает кредиты, потому что сын сидит. И когда он выйдет, его будет преследовать шлейф "сидельца", поэтому мы будем добиваться отмены судимости и дойдем до Верховного суда, – говорит Лариса Константиновна.

ВВП в минус

По данным судебного департамента при Верховном суде, число осужденных за экономические преступления за прошлый год выросло на 18,9%. Уполномоченный при президенте РФ по правам предпринимателей Борис Титов утверждает, что каждый шестой бизнесмен тем или иным образом сталкивался с преследованием бизнеса.

"80% предпринимателей заявили, что, когда возбуждается уголовное дело, полностью или частично разрушается их бизнес. Они не считают, что российское законодательство их защищает от уголовного преследования. С 2012 года внесено 103 изменения в законы, прошла гуманизация, а на самом деле давление на бизнес усиливается", – сообщил Титов на Уголовном форуме, проходившем в феврале этого года в Ростове-на-Дону.

Уполномоченный по защите прав предпринимателей, содержащихся под стражей, Александр Хуруджи считает, что давление на предпринимателей обходится в несколько процентов внутреннего валового продукта России.

– Здесь прямые и косвенные последствия. Прямые связаны с потерей рабочих мест, налогов, конкурентоспособности российских предприятий и невозможности им дальше развиваться. Косвенные возникают из атмосферы неопределенности и страха: как только возникает чувство неуверенности в завтрашнем дне, любой инвестор перестает вкладываться в долгосрочные проекты. Думаю, что мои оценки гораздо скромнее реальности, – говорит Хуруджи.

Омбудсмен Хуруджи сам занимался бизнесом и был обвинен по статье 159 УК РФ. Он выиграл длительный судебный процесс, но в предпринимательство не вернулся, сосредоточившись на работе в аппарате Титова. Обвинения в мошенничестве, говорит он, основываясь на собственном опыте, могут быть предъявлены по заявлению конкурента, претензии банка, налоговой службы. Чаще всего за решетку попадают предприниматели, бизнес которых стал объектом чьего-то внимания, а обвинения предъявляются зачастую надуманные, порой даже несуразные.

Такова, например, история ростовского бизнесмена Михаила Колмыкова, который пытался предупредить о расхищении средств руководством банка, но сам оказался за решеткой.

В 1994 году он создал банк "Кредит Экспресс", в 2011-м продал свою долю и остался наемным работником филиала столичного банка "Московский". Он обнаружил, что руководство филиала проворачивало коммерческие аферы: выписывали и присваивали мнимые кредиты по документам бывших клиентов. Об этом Колмыков написал открытое письмо президенту, после чего сам оказался в числе "кредиторов": против него возбудили уголовное дело, обвинив в хищении. Через несколько месяцев расследованием нарушений руководства московского филиала занялись правоохранительные органы, а ЦБ отобрал у банка лицензию, идет следствие. Но Колмыков по-прежнему остается в СИЗО.

– Мы сейчас ставим вопрос, насколько соразмерны наказания по экономическим статьям. Почему убийцы порой получают сроки меньше, чем люди, нарушившие законы в экономике. Например, в Ростовской области предприниматель Даниил Веков получил 7,7 лет за так называемую дачу взятки. Он даже людей, которым ее "давал", не видел. Это активный предприниматель, он возвращал к жизни завод в Азове, возрождал станкостроение. Уже 4,5 года в тюрьме, потому что не было средств даже на адвокатов – у него двое больных родителей и двое маленьких детей. Мы с группой юристов изучали дело и абсолютно убеждены в его невиновности. Но за так называемую дачу взятки его нельзя освободить даже по УДО, так как это считается особо тяжким преступлением, – утверждает омбудсмен Хуруджи.

Общественный омбудсмен по вопросам экстрадиции, депортации, международного и федерального розыска Дмитрий Григориади отмечает другую закономерность. Дела возбуждаются чаще, если предприниматель занимает активную позицию: судится, спорит и пытается решать вопросы в правовом поле. А взятия под стражу избегают те, кто успевает уехать. Посадить, говорит Григориади, легко. Например, на основании рапорта полицейского, в котором он напишет, что обладает некой оперативной информацией о готовящемся преступлении.

Сажают быстрее, чем освобождают

Полтора года назад Александр Хуруджи возглавил в аппарате Титова работу по защите бизнесменов от незаконных уголовных преследований. Команда юристов пытается помочь тем, кто к ним обращается, однако силы неравны.

– Год за годом количество уголовных дел по экономическим составам растет. Пока силовики нас обгоняют: мы как защитники не успеваем за той скоростью, с которой они сажают. Мы радуемся, когда освободили три-пять человек, а за это время сажают гораздо больше новых, – говорит Хуруджи.

По словам Дмитрия Григориади, дело движется "скрипуче, медленно, не всегда вперед, иногда и назад, и в сторону". Но институт уполномоченного все же заставляет эту машину набирать обороты. За полтора года только подразделение под руководством Хуруджи добилось для 75 человек оправдательных приговоров или изменения меры пресечения, а есть еще административная практика, взаимодействие с Конституционным судом, центр общественных процедур.

– Преступники в погонах и их руководство, которое это допускает, не должны работать в системе, а должны нести наказание за свои деяния, – не теряет надежды правозащитник Александр Хуруджи. – Воля на это есть, и я думаю, в скором времени мы это увидим, в том числе и по нашумевшим историям беззакония со стороны тех или иных следователей.

Элла Василенко